И текли бесконечно минуты.

Было лето – июль расцветал за окном,

Убаюкивал свежим дыханьем;

Все казалось мечтой вожделенной и сном,

Когда вы мне шептали признанья.

Сохраним ли любовь? Лето было свежо,

Улыбалось лазурное небо;

И в бокалах мерцал виноградный крюшон,

Дни полны» были лаской и негой.

Вы – холодный и статный, как греческий бог,

Покорить одним взглядом способный;

Поцелуй ваш, касанье, томительный вздох,

Ради вас становлюсь несвободной.

Сохраним ли любовь? Мне узнать не дано,

Суждено ли нам будет проститься;

Вы – спасенье нежданное, лучший из снов,

Что со мною могли совершиться.

если и жить, то так:

ты всемогущ и милостив, словно маг,

смех твой раскатист, и твой осторожен шаг;

там, где ступаешь, всегда исчезает мрак,

робко, испуганно, как ребёнок.

если и жить, то забыв, что бывает боль,

будто ты рыцарь, герцог или король:

глаза, как озёра, волосы, будто смоль;

глянешь – и щеки пылают у всех девчонок.

если и жить, то любя тебя больше всех,

чтобы преград никаких, никаких помех,

целоваться до дрожи, до одури, осмелев;

слушать-слушать, как голос твой чист и звонок.

и ни с чем не сравним этот запах морской, солёный,

пропитанный негой, лаской и звездным летом;

здесь так много влюблённых, что кажешься сам влюблённым,

они нежатся на воздухе разогретом…

завтра август придёт и на ухо прошепчет чётко,

что кончается лето, мол, солнце совсем устало;

я смеюсь – каждый день здесь из солнца соткан,

у меня есть ты – а это уже немало.

все здесь наполнено музыкой, звуком скрипки,

смехом её, её же тоскливым плачем.

ты совершенен – от голоса до улыбки,

хочется быть с тобой вечно – и не иначе.

здесь все другое, здесь холод и мрак немыслим;

твой агатовый взгляд мне счастье сулит, богатство.

давай притворимся, что нет здесь законов, истин,

что вечность стоять будет летнее наше царство.

иди сюда! прохладой море манит,

и солнце отражается в воде;

и два мальчишки в сонной тишине

ныряют в воду, задержав дыханье;

и нет на свете ничего желанней,

чем быть с тобой здесь в этот жаркий день;

касаться пальцами твоей горячей кожи,

и рисовать узоры на спине;

не различать – взаправду ли, во сне,

люблю, люблю – до жадности, до дрожи,

ты – мир, ты – мой; благословенье божье,

даровано, ниспослано ко мне.

ты чувствуешь? здесь воздух терпкий, пряный,

и солью в то же время напоён;

и ты лежишь – бессмертный, юный, пьяный,

и даже будто чуточку влюблён;

и мне твоё дороже всех имён,

и взгляд твой притягательно-упрямый…

и этот сон однажды станет правдой,

в далёкой жизни, в мире за чертой;

и будет море, пляж – ты будешь рядом,

ты – мой любимый, вечный, неземной;

и я вернусь, вернусь к тебе, домой,

и поцелуй твой будет мне наградой.

Небо раскинет свои грозовые сети, воздух июньский прохладой меня наполнит. Ведьмы не сыщешь краше на белом свете; глянешь – и больше имя своё не вспомнишь.

Подвластна вода мне, чувства, смятенный ветер – за каждый промах будет страшна расплата. Ведьмы опасней не сыщешь на целом свете; кто полюбил раз – нет уж тому возврата.

Рыцарь ли, принц ли – смертный такой не пара, кто под луной шепчет древние наговоры. Каждый б за сердце мое уничтожил брата, но я равнодушна к их восхищённым взорам.

Юноша смертный, что душу свою мне отдал, пусть мое слово будет тебе порукой. Колдун черноокий меня наречёт супругой.

Ведьме положено быть лишь с себе подобным.

Мне было десять. Яркий луч весенний стучался яростно в закрытое окно; мне было десять – не было сомнений, и слез, и горечи, и пестрым полотном мелькали дни, недели, даже годы – неведом был мне страх, потери, боль. Но время шло, крадя мою свободу.