- До завтра, - машет мне рукой Тамара, - звони, если что.
- До завтра, - эхом отвечаю я и, захватив с полки красочную книгу со стихами Остера, иду в спальню.
Серёжа сидит на кроватке, выспавшийся и достаточно бодрый. Трогаю лоб. Действительно, стал прохладнее. Мальчик тянет ко мне ручки.
- Ну, как ты? - не могу не улыбаться, понимая, что ему легче, - смотри, какая у меня книжка.
Присаживаюсь на кроватку, он устраивается рядом, прижимается ко мне. Я обнимаю его за плечо и открываю первую страничку.
- Я уже выздоровел, а мама так и не пришла, - невозмутимо констатирует Серёжа.
У меня от его слов и интонации щемит сердце. Хочется поддержать, но не понимаю как. На моё счастье, он уже переключил внимание на книгу:
- А давай вместе читать, я почти умею.
- Давай.
И мы хохочем над "Вредными советами", изображаем по очереди котёнка по имени Гав, переходим к изучению "Папамамалогии". За окном уже темно. Я даже не хочу смотреть на часы. Не хочу расстраивать Серёжу. Пусть он остаётся спокойным. И мне с ним намного лучше, чем в одиночестве. Если надо, договорюсь со сторожем, чтобы разрешил нам тут переночевать. Всё равно домой мне совсем не хочется. Там Никита, там надо обсуждать то, что случилось сегодня, что-то решать.
- Есть кто? - прерывает мои мысли хрипловатый мужской голос.
- Это папа, - вздрагивает Серёжа.
- Одевайся, - встаю и выхожу из спальни.
Впервые вижу Соловьёва-старшего. Высокий, стройный мужчина в шерстяном пальто, без шапки. Быстро подхожу к нему и, не включая свет в группе, агрессивно нахмуриваюсь и тихо отчитываю его, упираясь взглядом в кадык:
- Как вам только не стыдно! Сегодня вы были нужны сыну, как никогда. У него температура под сорок, а родителям всё равно. Как вы так можете только? Он такой хороший мальчик. У него очень сильный и терпеливый характер: другой бы плакал, но не он. А умный какой! Вы в курсе, что он уже почти читает?
И замолкаю. Потому что отец Серёжи аккуратно касается чуть шершавыми пальцами моего подбородка и приподнимает моё лицо.
- В глаза смотри.
И я зависаю на его голубых глазах с крупными зрачками и тонкими синими полосочками, ведущими к белкам. Забываю, о чём говорила. Боже, какие нереальные глаза... И вообще, он очень красивый мужчина: ровный нос, острый подбородок с небольшой ямочкой, губы чувственные. На его светлых волосах тают снежинки, и я их так понимаю...
- Как зовут?
Молчу. Никак не соображу, кому адресован вопрос. Как будто рядом есть ещё незнакомые люди.
- Зефирка Зелёная её зовут, пап, - дёргает его за пальто Серёжа. Он уже одет и даже держит в руках куртку, когда только в раздевалку успел сходить...
- Как? - удивлённо разрывает со мной зрительный контакт мужчина и поворачивается к сыну.
- Зе-фир-ка, - по слогам начинает объяснять мальчик.
Резко очнувшись, опять хмурюсь и строго перебиваю:
- Очень стыдно не знать имени воспитателя собственного ребёнка. Земфира Семёновна меня зовут. И всего хорошего. Мне тоже пора. Я не живу в детском саду, если вы не знали, и тоже тороплюсь домой.
Наклоняюсь к Серёже:
- Выздоравливай.
И собираюсь вернуться в спальню, чтобы застелить кровать.
- Мы ждём у ворот, - вздрагиваю от прикосновения прохладной ладони к своему локтю, - Подвезём.
3. Просто
Я освобождаю руку, вежливо, но категорично отказываюсь:
- Спасибо за предложение, но нет. Я доберусь сама.
Лениво пожав плечами, отец Серёжи роняет:
- Хорошо. До встречи.
Они уходят в раздевалку, тихо переговариваясь. А я ставлю книгу на место, снимаю постельное бельё с кроватки Соловьёва-младшего, надо бы не забыть, завтра утром его в прачечную отнести. Ведь Серёжи не будет. Надеюсь, что у его родителей хватит ума вызвать сыну врача.