О Боге говорят так много!

А я молчу перед сосной,

Сосновый запах – запах Бога.

Дух Божий – аромат лесной.

И прекращаются кочевья:

Ведь мы у мира на краю.

Остановитесь, как деревья,

И душу слушайте свою.

Какой-то звук, глубокий, верный,

Позвал – и снова тишина.

О Боже, как душа безмерна

И как незыблема она!..

Свет закатный весь лес исследил,

Собирая всех единоверцев —

Тех, в чьей хрупкой, в чьей смертной груди

Вдруг забилось бессмертное сердце.

Есть один бессловесный пароль,

Обладающий сказочной властью:

Это нáсквозь пронзившая боль

И её затопившее счастье.

Я мгновенье прекрасное длю.

Я пишу, потому что люблю.

У любви – ни долгов, ни забот,

Ведь любовь постоянно поёт.

Даже если безмолвна она,

Неумолчно поёт тишина.

И поющее это молчанье,

Может быть, есть само мирозданье.

Молчанье набирало силу,

Как ствол древесный – вышину.

Молчанье душу мне растило,

Вот так, как Бог растил сосну.

Молчанье было той дорогой,

Что проходила через грудь

И приводила прямо к Богу.

Но это очень долгий путь.

А вам нужна теодицея?

Снять надо с Господа вину?

Но кто промолвить слово смеет,

Разбив лесную тишину?

Утихли все земные вихри.

Великий штиль. Святая гладь.

О, Господи, дай мне затихнуть,

Чтоб увидать и услыхать!

Дуб, на царя царей похожий,

Обнялся с вековой сосной.

Та к Ты глядишь в меня, мой Боже?

Та к Ты стоишь передо мной?

Покой расправленной Вселенной…

Весть, не вместившаяся в ум.

Прости меня, мой Совершенный,

За эту дрожь, за этот шум…

Не кончаются напасти

Ноги движутся едва.

Что же кружится от счастья

Майским утром голова?

А душа листвы моложе…

Неужели впрямь пойму,

Что Господь прорваться может

Через смерть, как свет сквозь тьму?

Ты так спокоен, потому что прав.

Ты так спокоен только потому,

Что Ты живешь, Собою всех обняв

И просквозив глубинным светом тьму.

Ты так спокоен, как высокий храм,

Ты так спокоен, как морская гладь.

Ты так спокоен, потому что нам

Свою всецелость должен передать.

Ты говоришь: все наше море плача

Осушит ликованье бытия,

Когда поймем, что ничего не значит

Ни боль моя, ни даже смерть Твоя.

Очнемся мы от спячки непробудной

И вдруг увидим цель и смысл пути.

Но это трудно, бесконечно трудно —

Быть может, так же, как на крест взойти.

Ни счастием, ни мукой не измерить

Твою непостижимую красу.

Я верую, мой Господи, я верю

И потому свой крест сквозь жизнь несу.

А песнь души так схожа с птичьим пеньем!

Ее не передаст ничей рассказ.

Кто знает, что такое воскресенье,

Тот, может быть, еще научит нас.

Мне предназначено всё небо.

Меня оно, раскрывшись, ждет.

О, если б сил хватило мне бы

Раскрыться так, как небосвод!

Плывут белеющие горы

Над золотом лесных вершин,

Приоткрывая мне просторы

Моей, зажатой в плоть души.

Как почка эта плоть тугая.

Душа моя свернулась в ней

И содрогается, пугаясь

Неизмеримости своей.

Мне нужно неба очень много,

Мне нужно много тишины,

Чтоб доросла душа до Бога,

Перерастая наши сны.

Мне нужно море, нужно поле,

Не разделенное межой,

Чтобы вобрать всю меру боли

И не назвать ее чужой.

Немое небо было Словом,

Непредсказуемым и новым

В нем смыслы тайные, иные

Бледны, как знаки водяные.

Миг совершенной красоты.

Есть миг, в который время встало.

Душа вовнутрь себя вобрала

Господни вечные черты.

И миг, очищенный от сора,

Вдруг стал насыщенным раствором —

Переполненьем бытия,

В котором слиты Бог и я.