–Майкл Джексон? – догадывается нарядная Светлана. – А вы забыли, сколько долларов он нам перечислил?– сладко пропела она.

–Но ведь он же сейчас отошёл от истины! – не сдаётся Огола.– На собрания у себя в Америке не ходит!

–А вот я хочу спросить у вас,– по своему обыкновению длинно начала Светлана, – она, как и я, никогда и никак не обращалась к Оголе, – как мне быть с мужем? Он так ругается, когда я берусь за Библию! И когда он дома, а мне нужно идти проповедовать, я боюсь ему об этом сказать. Раньше-то он меня всегда гулять отправлял, чтобы я дома не сидела, мол, «иди к подружкам», а сейчас…

–Светочка, сатана тебе через мужа мешает нести Слово Божие!

–Свет,– сказала я,– мужчина всегда хочет показать свою власть в семье, по поводу и без. Когда мне было двенадцать, и я вечером вязала, отчим устроил страшный скандал и в знак протеста ушёл из дома!

–А может быть, ему просто нужен был повод, чтоб уйти, – ехидно сказала она.

–Нет, не было нужно,– заверила я её.

–Да, я помню,– задумалась она,– как я читала в постели, а отец мне как-то грубо об этом сказал, хоть я ему и не мешала.

Я не настолько доверяла Свете, а уж тем более Оголе, чтобы выливать для их пересудов всю грязь, бурлящую в моей так называемой «семье». Я никому и никогда не говорила о том, что у меня творилось, это было табуировано. Но сейчас, когда их уже нет, я снимаю гриф «Совершенно секретно!», чтобы показать ту эпоху.

В феврале 1992 года ещё одна моя подруга, Наташа Лютова, попросила меня связать салфетку для своей тёти, дала клубок серой шерсти. Лет в десять я сама выучилась вязать крючком по книжке, а точнее, освоив несколько приёмов из двадцати пяти. Мне всегда хотелось создать что-нибудь значительное, какую-нибудь красоту из той волшебной литовской книжки, но у меня ничего не получалось! А ещё я научилась лицевым и изнаночным петлям, и всё время пыталась связать на спицах шарф, чтобы можно было его носить, но он у меня всё время расширялся, превращаясь в трапецию! Отчим всё издевался:

–Всё она вяжет, и ничего в доме связанного нет! Всё она шьёт, и ничего дома сшитого нет!

Со мною никто не хотел заниматься. Мама любила вышивать крестиком, а бабушка умела вязать на спицах шерстяные носки и варежки. Она готовилась неизвестно когда заняться рукоделием и набирала книг; у неё была вязальная машинка, но так и валялась без дела, крючки всех калибров, круговые спицы для вязки свитеров.

А шитьё я ненавидела, это был ад! Но когда в последней четверти началось вязание, меня ждал успех! Я вязала из толстой фиолетовой пряжи какую-то ерунду, и получала пятёрку за пятёркой!

Кажется, я хотела связать крючком шапочку для куклы, хотя в куклы никогда не играла, а получилась у меня салфетка. Цепочку из десяти воздушных петель я соединяла в колечко, полустолбик, столбик с накидом, и получалась плетёнка с плотной серединкой и волнистыми краями. Но это вязаное изделие имело успех, мне все его заказывали и платили по пятнадцать копеек! Но ещё было советское время, и я не нуждалась; мне эти заработки были не нужны, и я не считала их «первыми заработанными деньгами». Надо же, в десять лет у меня появилась бизнес-жилка, тяга к предпринимательству,– продажа изделий, созданных своими руками! Но она растворилась, затёрлась!

Салфеток, конечно, из шерстяной пряжи никто не вяжет, но нам этого никто не объяснил. А мы с родителями жили тогда в одной комнате. Отчим устроил скандал, чтобы я прекратила вязать, что уже пора спать. Уйти рукодельничать на кухню я права не имела. И тогда он, по обыкновению обозвав меня «сучкой», ушёл из дома.