–Да вы что! Да там такие проблемы, что семнадцатилетняя девочка не справится! Там нужны пятидесятилетние!

Да как будто кто-то их решает! Так, запишут для виду в журнальчик: «Мы вам поможем!»

–Слушай, в областную организацию партии срочно требуется секретарь. Нашего лидера ты любишь, что ещё надо? Я им говорю: «Есть у меня тут Алка». Надо по свежим следам… Ты пошла бы работать?

–А где это?

–В Лебяжьем переулке, метро Кропоткинская. Там ещё рядом Храм Христа Спасителя.

–Мне это ни о чём не говорит.

–Ты в Москве-то хоть была? – презрительно спросила Захарова.

В Москве я была всего в трёх местах: в МОНИКах, на Ярославском и Казанском вокзалах.

–Ведь скажи, это же смешно– мужика секретарём сажать? Ты поехала бы туда? Зарплата– миллион. В Щёлкове ты такую не найдёшь!

У моей мамы зарплата была 860 тысяч неденоминированных рублей, когда как другие бухгалтера получали больше. Да пока до этого миллиона доберёшься, от него мало что останется.

–Поезжай, Аллочка, – заискивающе сказала Людмила Дмитриевна.– Оденешься…

–Так я бы с радостью, только вот…

–Так пришли мне мать свою сюда.

–Лучше не надо.

–Так ты человек-то хоть ответственный? – презрительно спросила Захарова.

–Я очень ответственный человек.

Почему-то мне всегда нужен был кумир, и я сотворила его из Татьяны Ивановны. Просто она показалась мне окном в лучшую, новую жизнь. Родители-самодуры– дело самое обычное, и подросшие дети сбегают из дома, и, достигнув успеха, приходят каяться. Но куда было идти мне, совсем одной? На площадь Трёх вокзалов?

А ещё мне очень хотелось, чтобы Татьяна Ивановна была моей матерью. Они были даже похожи: очень полные, с химией, только Захарова носила очки. Поэтому я чересчур доверяла ей, рассказывая то, что не надо.

И Татьяна Ивановна решила рискнуть меня трудоустроить:

–Так ты поедешь туда со мной завтра?

–Да!

–У тебя мама во сколько на работу уходит? В восемь? Тогда в десять жди меня на Воронке, у касс. Мы либо на электричке, либо на милицейском «уазике» поедем.

–А сколько билет стоит?– спросила я.

–Ой, да не знаю, у меня же проезд бесплатный! – презрительно отмахнулась Захарова. – Тысяч шесть…

–Аллочка, ты же вечером всё равно ничем не занята, ты сходи к Татьяне Ивановне домой, чтобы узнать получше,– с простой души заявила вдруг Людмила Дмитриевна.

Захарова замахала на неё руками:

–Люд, ну что ты, зачем это надо?!

Я любила всё идеализировать, они с Виктором Борисовичем казались мне идеальной парой. А Татьяна Ивановна жила в трёхкомнатной квартире с мужем, свекровью, сыном и, кажется, снохой. Гремучая смесь!

–А я сегодня памятник Петру Церетели впервые увидела,– похвасталась Татьяна Ивановна.– А теперь уходите все, мне работать надо!

Домой мы пошли вдвоём с Соколовой. Дождь уже кончился, но было очень холодно, а деревья– зелёные.

***

Это было дерзко с моей стороны, очень дерзко, страшное преступление.

Я где-то сильно простудилась, а перед этим моё горло перед сном сдавливал «ошейник». Зато когда разгуливала под дождём в кофточке– хоть бы что. Помню, как утром поставила перед собой маленькую кастрюльку с супом и согревала драгоценным теплом свою воспалённую носоглотку.

Я пришла раньше. Был ноль градусов, слишком мало для сентября. Билет до Москвы Ярославской стоил восемь тысяч рублей.

–Машины не будет, сломалась,– сообщила Татьяна Ивановна.– Мы поедем в первом вагоне.

Я огласила цену проезда.

–Тогда возьми до Лосиноостровской. Слушай, а бесплатно – рискнёшь? Если контролёры, то скажем, что я – твоя тётка, и мы едем с тобою в больницу.

Вместо урн на платформах были картонные коробки, привязанные к ограде верёвками.