– Все время думал, какое у тебя белье… На училку не тянет, Фюрер.

Он… думал об этом?

– Ты маньяк, – шепчу, прикладывая ладони к горящим щекам.

Двигающийся силуэт в темноте говорит о том, что Антон раздевается. Делает это, как и полагается пожарному, максимально быстро, а потом тянется к светильнику.

– Не-ет! – испуганно кричу.

Поздно, конечно.

Мягкий свет теперь красиво обволакивает наши обнаженные тела. И напичканные стыдом глаза абсолютно некуда девать, приходится смотреть на своего любовника, который с медленным, действительно маниакальным удовольствием разглядывает мое разъяренное лицо, шею и покрывшуюся алыми пятнами грудь.

– Ты охренеть какая красавица… Даже обидно, что стерва…

– Да пошел ты. Придурок!

– Истеричка-алгебраичка, – отпускает нагло, приближаясь.

– Придурок, – шепчу уже тише.

Я скучная училка. У меня фантазии ноль. Не то что у некоторых.

Тоже осматриваю обнаженного спасателя. По-новому. В прошлый раз в этой квартире не смогла оценить его по достоинству. Это как с дорогим «Мерседесом» – нравится, но всерьез не приглядываешься. Все равно никогда не купишь.

Внимательный мужской взгляд замирает на моем животе.

– Серьезно, Фюрер? Знак бесконечности?

Огнев откидывает голову и громко хохочет. Потом снова смотрит на золотую сережку в пупке. Склоняется, чтобы разглядеть получше.

Я вздрагиваю: так он близко.

Янтарный виски в темных глазах, кажется, теперь не просто плещется, а красиво горит. Мне нравится.

– Ты хоть знаешь, как он называется? – шепчу.

– Инфинити, – кивает Антон, опускаясь на кровать и нависая надо мной.

Времени даром не теряет.

– Лемниската. Садись, двойка, Огнев.

Обворожительная улыбка касается жестких губ. Я на нее залипаю, будто впервые вижу.

– Ты реально двинутая на работе училка, Еся. Кто носит знак бесконечности в пупке? Никогда такого не видел.

Легонько бью по широкому плечу. Раздражаюсь.

– Серьезно? Это мне говорит человек, у которого ключ на…

– Заткнись, – со смешком отпускает и склоняется для нового поцелуя.

Языки сплетаются в яростном танце. Тяжелое тело придавливает меня к матрасу, и это ощущается приятно, черт возьми. Соски трутся о горячую кожу. Пожар снова во мне.

– Опять? – закатываю глаза, чувствуя твердый член, упирающийся в промежность. – Тебе бы в больницу…

Антон усмехается, тянется к моей груди и недовольно ворчит:

– Ничего не могу с собой поделать. Как вспомню, какая ты сука, у меня сразу стоит.

– Я не сука…

Обижается. Брови хмурит.

– В хорошем смысле, – лыблюсь. – Это… типа комплимент был.

Успокаивается вроде.

– Ты чертов извращенец, – выдыхает Еся, сдавливая ногами мои бедра.

Оглаживает плечи. Ласково так. Нравится.

Надо еще посмотреть, кто из нас больший извращенец, думаю. Учитывая то, как она в коридоре усиленно протыкала мою задницу острыми шпильками. Здесь даже БДСМ отдыхает.

Возбужденно осматриваю полузакрытые веки с тонкими изогнутыми ресницами и глаза с пьяной поволокой, вздернутый носик, припухшие губы, светящуюся кожу…

Охренеть.

Как до банки с мороженым наконец-то добрался.

Склонившись, с аппетитом покусываю ярко-розовый сосок и вбираю его в рот, чтобы хорошенько облизать. Слюни скапливаются во рту непроизвольно. Пульс шпарит.

– Господи, – шепчет Фюрер, сексуально прикусывая нижнюю губу.

Пальчики бесцеремонно разгуливают у меня на голове, путаются в волосах.

Приподнимаюсь на локтях. Любоваться обнаженной Училковной хочется почти так же сильно, как отлюбить. Член быстро находит дорогу и погружается в узкую влажность, в голове взрываются порочные каскады.

Я. Трахаю. Есю.

– Кончишь в меня еще раз – придушу, – хрипит училка, выгибаясь от удовольствия. Талия еще тоньше становится.