Все ползущие, идущие, скачущие, летящие загомонили разом, и казалось, что все они говорят на разных языках. В этом нарастающем праздничном гуле все чаще стали раздаваться вспышки беспричинного смеха и глупого кокетливого хихиканья. Все в этой толпе уже знали, как должны разворачиваться события. На то они и придворные, что бы всегда держать нос по ветру.

Нежить, набившаяся в гигантский зал Звездной Башни, радостно повизгивала в предвкушении знатной гулянки, потирала лапы, копыта, ладони.

Уже и самому бестолковому водяному королевства Маро-Мойке, управляющему банями Её Величества, стало ясно, что свадьбы не избежать.

– О, моя королева! – прошипел бессмертный министр на ушко своей госпоже, понимая, что эту битву он уже проиграл. – Я специально дал вам шанс взглянуть на интервентов. По данным соглядатаев, Лихо Одноглазое и впрямь намеревался сделать вам предложение. Заботясь о благе и процветании страны, необходимо было дать ему высказаться. Как сейчас видно, решение было правильным… Но уже сам факт, что любой оборванец, чернь и босяк может породниться с царствующей фамилией, противоречит законам и может вызвать народное волнение, брожение в умах!

Мара бросила на Кащея испепеляющий взгляд.

– Я к тому, – деланно побледнел политик, – что ваш фаворит, а уж тем более супруг, должен быть хотя бы в чине генерал-лейтенанта, а то пойдут кривотолки.

– Так в чем же дело? – холодно обронила невеста, уже представлявшая свой завтрашний выход к народу в алом свадебном платье с высоким кокошником, блистающем бриллиантами и черным жемчугом – редким и завораживающим камнем из загадочного Дидрагорья. – В королевстве нет больше пергамента для указа, или в департаменте юстиции забыли, как пишутся буквы. Так я напомню: справа налево!

Лицо Кащея вытянулось. Он все еще лелеял слабую надежду расстроить или хотя бы оттянуть намечавшуюся свадьбу, но теперь, осознав, что часть его хитросплетений и интриг рухнула, оставив в душе зияющую душевную рану, министр молниеносно ретировался. Бессмертный политик боялся, что его выдадут выступившие слезы.

«Отчего так всегда бывает, что потерю близких и любимых мы замечаем лишь в тот момент, когда их уже не вернуть? – думал Кащей, выскакивая на улицу и подставляя лицо танцующим хлопьям пушистого снега. – Еще минуту назад жизнь и судьба королевы были для меня лишь пустым звуком. Эта холодная и надменная злючка казалась гадюкой, дразнящей меня, бессмертного, своим ядовитым жалом. А сейчас, когда в ее глазах зажглась любовь к этому нечесаному мужику, отчего вдруг стало так жаль самого себя? Откуда взялась эта необъяснимая ревность?»

А в центральной зале Звездной Башни вокруг Мары уже сновала главная колдунья-распорядительница кикимора Дуня. Размахивая своим корявым ольховым посохом с насажденным вместо набалдашника черепом утки, она, едва доходившая королеве до пояса, смешно, по-птичьи переваливаясь с ноги на ногу в своих лыковых лаптях и беспрестанно поправляя на груди дряхлую дерюгу, шептала себе под невероятно длинный и острый нос невнятные заклинания.

И над Марой заплясали сотни колдовских светлячков. Казалось, на королеву накинули мерцающую паутину и там, внутри этого кокона с невестой происходят какие-то невидимые перемены: словно куколка с минуты на минуту на глазах подданных должна была превратиться в прекрасную бабочку, гигантского махаона.

Лихо почесал в затылке, но благоразумно промолчал.

Скатерть, неожиданно для гостей, уже прикидывающих, сколько их еще протомят с официальными церемониями, прежде чем допустят до еды, вдруг, как избалованное дитя, решила показать норов и разразилась руганью, совсем не подобающей в данной обстановке: