Он ворвался в парадную, на одном дыхании взлетел на пятый этаж. Дверь квартиры была распахнута настежь, на лестничной площадке толпились соседи, шушукались: «Вот горе-то, горе!». Острый запах лекарства ударил в нос, сердце сжалось от необъяснимой тревоги, Тема шагнул в прихожую и закричал:

– Мама! – и вдруг увидел ее в дальнем углу, заплаканную, с растрепанными волосами.

Из кухни донесся сдавленный голос бабушки:

– Алло! Да, скоропостижно… А кто его знает, почему? Жил, не тужил, а потом вдруг раз – и умер… А? Что? Похороны? Скорее всего, в следующий четверг, да…


До похорон Теме казалось, будто он спит и видит кошмарный сон, однако, сколько бы ни старался проснуться, ничего не получалось. Даже на кладбище он не сразу осознал, что смерть папы – правда: отец, как живой, лежал под одеялом из белых цветов. Лишь когда несколько человек с лопатами подошли к гробу и, захлопнув крышку, начали опускать его в глубокую яму, Тема очнулся и заплакал.

– Слава, Славочка! – мама бросилась вперед, но бабушка ее остановила:

– Нужно держаться, у тебя же ребенок!

Люди выстроились гуськом, принялись кидать в могилу горсти земли и, когда настал черед миловидной женщины в сером платочке, бабушка язвительно прошептала:

– Ой, и наша Танечка тут! Действительно, куда же без нее-то?

Женщина вздрогнула от этих слов, перекрестилась и отошла в сторону. Тема взглянул в ее голубые, как чистые озера, глаза. Они были до боли знакомыми, родными, и на мгновение юноше почудилось, словно сам отец смотрит на него: «Да это же папина сестра, тетя Таня!» – догадался Артем.

Последний раз они виделись лет семь назад, в семье тетушку не привечали. Бабушка скверно отзывались о ней: «Совсем на вере своей помешалась! В юбку длинную обрядилась, с утра до ночи Библию читает, выходные на богомольях проводит. Неизвестно, что у нее на уме… Может, колдует по-тихому, злодейка? Надо нам по медному пятаку под стельки положить, чтоб не сглазила».

Папа тещины разговоры пресекал: «Не говорите глупостей, постыдитесь! Таня – верующая, Богу молится, а мы и мизинца ее не стоим». Но теперь некому было заступиться за Татьяну, и она одиноко стояла на ветру, такая маленькая, худенькая… Артем смотрел на нее и думал: «Нет, человек с папиными глазами не может быть дурным».

Дождавшись момента, когда толпа родственников потянулась в сторону автобуса у кладбищенских ворот, чтобы отправиться в кафе на поминки, Тема метнулся к тете и обнял. Она расцеловала его:

– Знаю, как сейчас тебе тяжело, но не унывай. Смерти нет! Нет ее, понимаешь?

– Как – «нет»?! – Артем отстранился и сначала всхлипнул, а потом не удержался и громко, надрывно завыл. – Вот папа мой лежит в холодной могиле, а вы говорите: смерти нееееет?!

– В гробу лишь тленная плоть человеческая, а душа бессмертна и жива. Молись, мальчик! Проси Господа, чтобы смилостивился к участи усопшего раба Своего.

– Я же не умею! И молитв не знаю…

– Это не так важно. Главное, что ты любишь папу.

– Люблю!

– Значит, проси своими словами от чистого сердца: «Господи, помилуй!», и Бог услышит. Вот тебе крестик нательный, надень его и не снимай. Крест – любовь, распятая за нас. Ведь ты же крещеный, Темочка…

– Разве?

– Да, милый! Крестили тебя в младенчестве, только после этого ни ты, ни папа твой в храме ни разу не были. Жаль, не исправить Славику уже ничего, а ты еще в состоянии себе и ему помочь – молись, сынок! И приходи на кладбище на сороковой день, буду ждать тебя в часовенке у входа.

Тут из-за деревьев появилась бабушка и, сдвинув брови домиком, набросилась на Татьяну:

– Нашла время языком трепать! Люди замерзли, устали, помянуть хотят покойника как положено, а ты парню голову морочишь?! – и, схватив Артема за воротник, потащила к «Икарусу».