– Нет, – решительно возразила блондинка, – на меня сегодня не рассчитывайте. Я никуда с вами не поеду. Придётся тебе, пузырёк, на заднем диване сидеть в одиночку или вон – с охраной.

– Что за вульгарность! – возмутился Вадим Борисович и тут же помрачнел.

– Разве? – с недоумением посмотрел на блондинку Сохатый. – Точно не поедешь?

– Не сегодня.

– Тогда завтра.

– Аха! Канешна!.. Не раньше чем через неделю.

– Ладно. Договорились. Через неделю, – вздохнул Сохатый, властным жестом потянул девушку к себе, крепко прижал к огромному животу и страстно выдул ей в ухо: – Строптивые мне по душе.

С наслаждением зажмурив глаза, он принялся жадно гладить блондинку по спине, норовя толстыми сосисками пальцев опуститься ниже талии. Девушка с трудом сдерживаясь, решительно пресекала все поползновения Сохатого.

Но сопротивление его только пуще распаляло.

Неожиданно Сохатого сильно качнуло в сторону, и он, глядя мне в глаза, удивлённо прошептал: «Что это? С чего так развезло-то?.. Вино креплённое, видать, было. Сволочи!» Девушка была упущена безвозвратно. Она отбежала в сторонку и не желала вновь оказаться в тяжёлых объятиях Сохатого.

Продолжая удивляться себе, Сохатый полез в машину, цепляясь за дверную раму. Долго кряхтел, возился, удобнее усаживаясь в кресле рядом со мной. Потом высунулся из окна и поинтересовался у девушки, почему она не желает, чтобы за ней заехали через неделю? В ответ блондинка упорно молчала. Тогда Сохатый решил уточнить, точно ли прекрасная незнакомка сама придёт, не обманет ли? Понижая голос, как завзятый дамский угодник, спросил, записала ли она номер его телефона? И тут же требовательно заявил, что девушка должна вот прямо сейчас позвонить на его мобильный. Это нужно, чтобы он мог убедиться, что все цифры ею записаны верно. Не добившись от девушки никаких ответных действий, Сохатый резко заскучал и, закрыв глаза, откинулся в кресле.

В это время Вадим Борисович, шатаясь, как корабельная мачта во время шторма, поставил ногу на подножку джипа и едва успел напрячься, чтобы своё круглое тельце занести внутрь, как неожиданно рухнул без памяти, уткнувшись носом в кожаную обивку дивана.

Бутурлин прятал сигару, которую так и не успел закурить, обратно в футляр и поэтому среагировал не сразу. Однако через минуту уже подскочил к нашему директору и схватил его под мышки: «Дамир! – обернулся он ко мне. – Не видишь, что ли? Давай помогай!»

Мы изрядно провозились, втягивая в машину тяжёлую и совершенно бесчувственную тушку Вадима Борисовича.

Вид всего этого сильно развлекал Сохатого, который от вялой безучастности вдруг перешёл к безумному веселью и стал яростно хлопать ладонями по торпеде. Словно болельщик на стадионе, он закричал «Оле! Оле! Оле!», поддерживая наши усилия уложить директора в машине.

В дороге веселье с каждой минутой приобретало характер чего-то развязно непристойного, как бывает, когда алкоголь начинает парализовать мозг и человека развозит до полной невозможности что-либо не то что контролировать, но даже осознавать.

Сохатый в состоянии, говорящем о близкой потере сознания, перегибаясь через довольно широкий подлокотник, несколько раз порывался дотянуться до руля, чтобы показать мне, как на самом деле должен водить машину настоящий шумахер. Бизон и Бутурлин потянулись сзади через спинки кресел схватить Сохатого за плечи и вжать его в сиденье. Возня длилась минут пять.

Оказавшийся в стальных руках Сан Саныча, Сохатый сдался так же неожиданно и, схватившись за голову, еле слышно простонал: «Да что же это такое?». После чего обмяк, и, уткнувшись подбородком в жирную грудь, загудел носом, словно тысячи иерихонских труб.