Проснулся я от крика хозяйки дома со двора. Тут же в одном офицерском нательном белье подорвался с кровати, но с «наганом» в руке, и оказался во дворе. Та стояла и тыкала пальцем в лошадей, две сумки и седло, что лежали у крыльца. Естественно, деньги там были, но не все, две тысячи, остальное у меня под матрасом в снятой комнате хранилось, на них у меня имелись совсем другие планы.

Выскочив на двор, я с удивлением осмотрел коней и вещи. К одной из сумок была прикреплена записка. Я покрутил револьвер на пальце, невольно присвистнув. Так крутить револьвер безопасно, под курком была пустая камора. Извинившись за свой вид, я скрылся в доме. Раз опасности мгновенной нет, то нечего в неглиже ходить. Быстро оделся, застегнул портупею, поправил складки френча и, на ходу убирая выпрошенный у соседа по палате «наган» в кобуру, вернулся во двор. Хозяйка, вдова лавочника, уже читала записку.

– Это вам, – сообщила она, протягивая листок.

Подойдя, я быстро пробежался глазами по неровным строкам и демонстративно поднял брови в удивлении. Я знал, что там написано, старший контрабандист в городе писал под мою диктовку:

«Прошу прощения за случившееся, бес попутал. Возвращаю его благородию подпоручику Волкову его вещи и извинения в виде трёх коней и небольшой суммы наличностью, надеюсь, этого хватит для компенсации принесённых неудобств. Аноним».

– Однако, – только и сказал я, с удивлением посмотрев на хозяйку. – Похоже, это те бандиты, которые на меня напали.

Об этом в городе было известно. В лицо-то меня не особо знают, но о случившемся наслышаны. Убрав записку в нагрудный карман, я присел у сумок и, открыв одну, взял саблю, что лежала сверху. Ту самую, наградную, с «клюквой».

– Так это не моя сабля, – с недоумением сообщил я. – Они что, ещё на офицеров нападали?

Дальше изучать я не стал, несмотря на жадное любопытство хозяйки, а, прихватив обе сумки, сообщил, что посмотрю у себя в комнате, оставил седло на месте, а всё остальное отнёс к себе. Хозяйка сообщила, что пока воды коням принесёт, а то они уже маются от жажды. В комнате я сменил сапоги на старые волковские из сумок – они отлично разношены, яловые, – прицепил шашку, свой «наган» убрал в кобуру, документы – в нагрудный карман, и, осмотрев себя, кивнул: выгляжу как надо. Большую часть вещей я оставил в комнате, деньги, две тысячи, вложил в карман, накидал список того, что мне «вернули», и, прихватив одну сумку, вышел во двор. Там на одного коня, что, на мой взгляд, выглядел поплоше, я накинул седло и, вместо отсутствующей уздечки используя небольшой кусок верёвки, вывел его со двора, сообщив хозяйке, что вернусь к обеду. Заодно оплатил ещё три дня постоя, а то у меня уже срок заканчивался. И направился в сторону больницы. В штабе полка, который я намеревался посетить, в такое раннее время никого и нет, кроме дежурного. Поэтому навещу-ка бывшего соседа по палате, он ещё мается со своей ногой. Он тут панночку нашёл, она его навещала, так что пока не торопился покидать Калиш. Долги нужно отдавать, поэтому я решил начать с корнета. Тот, понятно, ещё спит, но ради такого дела разбужу.

Добравшись без всяких проблем до больницы, я во внутреннем дворике привязал коня и, придерживая одной рукой сумку, что висела на плече, а другой шашку, направился к палатам. Дежурный санитар встретил меня у входа и сразу направился к корнету, чтобы разбудить и сообщить о госте. Пришлось подождать минут пять, пока тот приведёт себя в порядок, и только после этого я зашёл к нему. Кстати, моя бывшая койка уже была занята каким-то офицером-пограничником, которому прилетело в недавнем бое на границе, когда контрабандистов брали. Он был тяжёлый, без сознания, поэтому общались мы с корнетом шёпотом. Я вернул тому «наган», вычищенный, все патроны на месте, а также одолженные деньги, чем привёл в хорошее расположение духа. Ну, и рассказал, как мне всё бандиты вернули. Тот аж рот открыл, меня слушая. Я даже слегка увлёкся, но вроде рассказал толково.