Анна Керн отвезла дочь к знакомому лекарю и избавила свою дочь от этой ноши.

В 1842 году Екатерина вернулась в С-Петербург и они встречаются с Михаилом Ивановичем снова. Он по-прежнему женат, но уже сам не очень верит, что его освободят от этой «ноши».

Их любовь прожила три года. Позже Глинка написал, что встречи с Керн были, но чего не было, так это – «…прежней поэзии и прежнего увлечения».

Эпилог

Летом 1844 он простится с ней. Известие о том, что его брак расторгнут, придет в 1846 году. Но ему уже было все равно. А Керн все ждала, как верная Пенелопа.. В 1854 году здравомыслие подсказало ей, что надо жить и не тратить оставшиеся годы на несбыточное. Екатерина Ивановна выходит замуж за юриста Михаила Осиповича Шокальского. Она очень переживает, что последствия прерывания беременности скажутся и ее брак будет бесплодным. Но бог, видимо, сжалился над ней и у Катерины родился долгожданный первенец, которого она назвала Юлий.

В 1857 году она получает извести о том, что Михаил Иванович Глинка скончался. На этом история этой счастливой временами любви закончилась, подарив миру прекрасный романс.

Керн прожила долгую жизнь и ушла вслед за своими воспоминаниями в возрасте 86 лет, сохранив ясность ума и глубину чувств – она часто говорила о Михаиле Ивановиче, никогда – с обидой или упреком за то, чего она так и не получила, всегда – с нежностью и благодарностью за все, что он ей дал.

Слишком много груди и гениталий

Микела́нджело Меризи да Карава́джо, несмотря на шлейф сексуальных скандалов, обвинения в убийстве и относительно молодой возраст (32), был в Италии художником номер один. Не удивительно, что картину для алтаря Архибратства папских женихов в базилике Святого Петра заказали именно ему.

Когда работа была завершена, 6 апреля 1606 года за нее заплатили и 14 апреля выставили там, где и собирались. Но в Сант-Анна-деи-Палафреньери она пробыла недолго, всего два дня. Затем картину из алтаря удалили.

Формальной причиной стало неканоническое изображение Девы Марии. Караваджо был возмущен, но в конечном итоге, какое дело – деньги он получил, значит заказчик мог делать с картиной, что сочтет нужным. Но как творца, решение его покоробило, даже оскорбило. Открыто возмущаться не стал – репутация, которую сам себе заработал, надежно затыкала ему рот. Караваджо отнесся ко всему философски – будущее рассудит, много или мало физических деталей он изобразил, насыпав изрядно соли на незаживающие раны ханжей, вообразивших себя академиками от искусства. Он, Караваджо, выше этой мышиной возни и от своего видения образов не отречется.

Как это часто бывает, скандал сделал картину популярной и к ней потянулись толпы, желающих лицезреть, правда ли у Девы Марии видна грудь больше, чем положено. И младенец Иисус, неужели он не обрезан? И где его нимб?

Но, увидев картину, которую в народе сразу прозвали «Мадонна со змеей», большинству из созерцавших не пришло в голову рассматривать то, что собирались. Картина воздействовала на них целиком. Из общей идеи не выпадал ни один фрагмент и каждая деталь была на месте.

С замиранием сердца люди восхищались чудом, которое в очередной раз явил этот непостижимый Караваджо. Эмоциональный без меры, он не признавал полутонов в отношениях с женщинами и теми, с кем неожиданным образом, а то и нарочно, их делил. Но в живописи его кисть творила чудеса.

Полутона и тени изображенные фигуры делали не просто объемными, но живыми. Караваджо был мастером приема, названного тенебризмом, когда свет и тень были главными средствами драматического освещения.

Картина разносила в пух и прах все каноны и стандарты живописи религиозной тематика, устоявшиеся на то время.