– Бросьте, Эрскин. До ближайшей кофейни идти полчаса, и тамошний кофе того не стоит. У нас есть кофемашина, вон там, в углу, а читаю я быстро. Ну, не обижайтесь. В последние два дня у нас тут был кавардак. Женское благотворительное общество устраивало Мидлширский лыжный пробег. Половина участников и лыжи-то до этого не надевала, и мы с Менди носились между лыжней и госпиталем. Но денег они собрали прилично. Не каждый день увидишь, как пятьдесят женщин валяются в снегу ради всеобщего блага.

Виктор представил эту картину и невольно улыбнулся. Раздражение схлынуло.

– А молоко у вас найдется?

– Да, сухое, на полке. Угощайтесь.

На стене прямо над кофемашиной висела репродукция какого-то мариниста, причем висела криво. Виктор протянул руку, чтобы ее поправить, но она тут же завалилась на другой бок. Он оставил ее так. Кофемашина немного посопротивлялась, но в итоге зашипела и выдала угольно-черный напиток. Виктор нашел пачку сухого молока, прочел инструкцию и бросил в стакан две ложки порошка, который тут же превратился в неразбиваемые комочки. Несмотря на это, кофе оказался вполне сносным. Прихлебывая из картонного стаканчика, Виктор разглядывал редакцию.

Помещение было небольшим и выглядело сонным. Два рабочих стола из четырех были обитаемы. За ними сидели и сосредоточенно смотрели в мониторы маленькая толстенькая журналистка и верстальщик. Журналистка иногда отвлекалась на телефонные звонки, что-то записывала на стикерах и клеила их на монитор. Пока Виктор пил кофе, монитор стал походить на огромный глаз с толстыми разноцветными ресницами по периметру. После очередного звонка журналистка сделала запись, занесла руку, убедилась, что свободного места не осталось, и шлепнула стикер прямо на стол.

– Гораций, пожалуйста, берите трубку сами! – взмолилась женщина. – Я не могу писать аналитику и одновременно работать секретарем!

На Горация, к удивлению Виктора, отозвался сам редактор. В газете перед его фамилией стояли инициалы Б. Г., и Эрскин был уверен, что Дропса зовут Билл или Бен.

– Держитесь, Менди, я жду нашу новую секретаршу. Должна вот-вот подойти на собеседование.

Женщина недовольно надулась и уткнулась в монитор. Телефон задребезжал, но она его проигнорировала.

– Эрскин! – позвал Гораций Дропс. – Подойдите, пожалуйста.

Он посмотрел на Виктора поверх очков, побарабанил пальцами по бумагам и сказал:

– Я это не опубликую…

Виктору казалось, что после шести отказов он был к этому готов. Но седьмой почему-то оказался более болезненным, чем все предыдущие. Возможно, потому, что сейчас ему смотрели в лицо, возможно, потому, что редакция местной газеты воспринималась Виктором как последний шанс. Он сжал челюсти и молча кивнул. От обиды он едва не пропустил то, что редактор сказал дальше.

– …пока.

– Что?

– Поймите меня, Виктор. Рассказ мне нравится, и у вас хороший слог, но он слишком отдает недавними событиями в лесу. Я не хочу, чтобы мальчик, или его мать, или сам лорд Диглби чувствовали себя неловко. У нас здесь очень маленькое сообщество. Мы дорожим друг другом, по крайней мере, мы дорожим достойными людьми. Должно пройти время.

Виктор снова кивнул. Сквозь тучи разочарования пробился солнечный лучик. Правда, денег этот лучик с собой не нес, а это значило, что придется по-прежнему жить за счет тетушки.

– У меня к вам встречное предложение, – сказал редактор. – Хотите у нас работать?

Виктор невесело улыбнулся:

– Секретарем?

– Да ну что вы! Корреспондентом. У меня катастрофически не хватает кадров. Одна ушла в декрет, другой решил встать на лыжи на этом проклятом пробеге и получил травму позвоночника, а еще одного человека пришлось уволить. Сейчас мы с Менди и Маддсом работаем за всех. А Мидлшир хоть и маленький, но активный, и событий, о которых стоит рассказать, у нас много. Что скажете?