– Но там уже есть сборщик налогов, эта должность занята, – удивленно ответил я.

– Ведь вы же тут главный, господин. Если вы сочтете нужным, разве это невозможно? – заметил Нондолал, подмигнув мне.

– Это что за вздор! Сборщик налогов в Пхулкии-Бойхар прекрасно выполняет свою работу, за что мне его увольнять? – еще больше удивился я.

– Скажите, сколько нужно дать господину на покупку бетеля? Я сегодня же до вечера всё принесу. Но господин непременно должен назначить моего сына сборщиком налогов. Господин, скажите, сколько потребуется? Пять сотен?

К этому моменту я понял истинную цель моего вчерашнего визита в его поместье. Если бы я знал, что люди здесь такие вероломные, ни за что бы туда не поехал. Вот уж попал так попал!

Я прямо сказал Нондолалу, что это невозможно, и попрощался. Но было видно, что он не оставит своих попыток.

В другой раз вижу, Нондолал стоит у входа в лесную чащу и поджидает меня.

И зачем я только принял его приглашение! Знал бы я только, что сначала он накормит меня двумя лепешками, а потом будет так изводить, держался бы от него подальше.

– Здравствуйте, господин, – обратился ко мне Нондолал, обходительно улыбаясь.

– Ты здесь какими судьбами?

– Господин и сам знает. Я дам вам тысячу двести рупий, назначьте моего сына сборщиком налогов.

– Ты в своем уме, Нондолал? Я не вправе это сделать. Обратись к заминдару. К тому же за что я должен уволить нынешнего сборщика? – ответил я и пустил коня рысью, не желая дальше продолжать этот разговор.

Впоследствии из-за моего резкого поведения Нондолал стал моим заклятым врагом, но тогда я еще не понимал, что он опасный человек и что мне придется пожинать плоды своего поступка.

В девятнадцати милях от нашей конторы находилось отделение почты, и получение корреспонденции было ответственным мероприятием в этих краях. Каждый день в такую даль не находишься – мы отправляли человека на почту забрать письма два раза в неделю. Наверное, знаменитый путешественник Свен Геди́н с таким же нетерпением ожидал письма, сидя в своей палатке посреди безжизненной и непроходимой пустыни Та́кла-Мака́н в Восточной Азии. Для меня, вот уже восемь или девять месяцев коротающего день за днем и ночь за ночью в этом одиноком лесном крае, наблюдая за его закатами, россыпями звезд, восходами луны, разливающей повсюду свой чарующий свет, и ночными забегами антилоп-нильгау, эти несколько писем с почты были единственной связующей нитью с тем внешним миром, с которым я потерял какие-либо связи.

В условленный день Джовахирла́л Сингх отправился на почту и должен был вернуться сегодня после полудня. Вместе с Гоштхо-бабу мы постоянно поглядывали на убегающую в густую лесную чащу тропинку. Милях в полутора от нашей конторы она поднималась на высокий холм, и когда Джовахирла́л Сингх покажется на нем, мы сможем его разглядеть.

Перевалило за полдень, а его всё не было видно. Я то и дело выходил на улицу, хотя работы в конторе было невпроворот: нужно было просмотреть отчеты разных управляющих и землемеров, подписать ежедневные кассовые книги, ответить на административные письма, проверить расчеты сборщиков налогов и арендной платы, рассмотреть различные прошения, прочитать и ответить на судебные отчеты адвокатов и судебных служащих о разбирательствах в судах Пурнии, Мунгера, Бхагалпура и т. д. – если не выполнять ежедневно все эти и многие другие большие и мелкие дела, то за пару дней они настолько накопятся, что до конца жизни всех их не переделаешь. Письма с почты также добавляли мне работы: поезжай туда-то, встреться с тем-то, договорись об аренде такого-то участка и прочее.