Сев на стул, я почувствовал, как чача благодатным теплом разливается по всему телу, почувствовал, что пьянею. Мне стало хорошо, зазвучала веселая грузинская танцевальная музыка, и мы пошли танцевать. Ох, видели бы вы, как зажигают грузинки на танцплощадке! Мне кажется, так искрометно женщины танцуют только здесь. Было так весело, что я отбросил все мысли и просто танцевал, ко мне подходили грузинки, просили выйти в круг, я не сопротивлялся и танцевал, отплясывал с удовольствием. Танцуя в кругу, я обратил внимание на безумно красивую женщину, вошедшую в ресторан в это время. Мужчины смотрели на нее, и она ловила восхищенные взгляды, которые они бросали украдкой от своих спутниц. Она была словно из другого мира, в элегантном сарафане, красивая, с озорными глазами, полная жизни. Я смотрел на нее, не отрываясь, пока музыка не закончилась, после чего мы снова сели за свой стол, к нам подсели несколько дам, и тут инициативу взял на себя Мамука.
Разлив в очередной раз всем чачу, а женщинам «Киндзмараули», он знаком предложил нам поднять бокалы и сказал:
– К нам присоединились дамы, и поэтому я хочу выпить за любовь. И рассказать одну притчу. Спросил однажды молодой джигит у старика-соседа:
– Скажи, до какого возраста любовь в сердцах пылает и не оставляет нас в покое?
Старик ответил, что не знает, хотя уже и убелен сединою. Любовь никогда не стареет, потому что дыхание ее вечно молодо, она согревает всех своим теплом, а если спросит кто, до скольких лет пылает ее животворящий свет, даже самый старый грузин ответит вам: «Не ведаю, простите, кого-нибудь постарше расспросите!» Так давайте же выпьем за любовь, что вечно свежа и молода!
Мы дружно выпили за этот чудесный тост. Выпив, я сел и подумал об Аэлин, но теперь я уже не слышал никого и ничего. Не слышал музыки и веселья. Меня поглотили мысли о ней, мысли о моей Калбатоне*.
Я действительно был влюблен в нее, влюблен без ума. Что это со мной происходит, спрашивал я себя. Неужели мой мозг так затуманен ею, что я даже думать не могу ни о чем другом.
Тут меня хлопнул по плечу Эрик и сказал:
– Дорогие гости, я бы хотел поднять тост за моего казахского друга, Мехди. Я уже говорил о том, что в горах есть прекрасный способ сохранить молодость. Те дни, которые проводятся с гостями, в счет не берутся. Предлагаю тост за тебя, мой дорогой гость, за твою душевную щедрость, ибо ты сегодня, сам того не зная, продлил нам жизнь!
Я немного смутился, хотя мне, конечно, было приятно слышать такие слова.
– И я рад, что с тобой познакомился, генацвали. Диди мадлоба**, мой друг, – растроганно сказал я ему.
Не перестаю удивляться одному: все-таки удивительные, немного странноватые они, эти грузины. Они встречают меня, как и всех своих гостей, неизменным домашним вином, иногда более крепким напитком – чачей, а затем, сидя вокруг огромного щедрого стола, ведут пространные беседы, запевают прекрасные народные песни своими удивительными голосами. Я распиваю с ними напиток богов. И вот мне кажется, будто я с грузинами знаком тысячу лет, и возникает такое ощущение, что мы вместе держим весь мир в руках, и все нам подвластно благодаря чаше умопомрачительного, восхитительного, вкусного вина. Алкоголь расслабляет наше тело и душу. И я с ними готов идти хоть в разведку в этот момент, после распития их горячительного напитка. В моей голове до сих пор звучат слова моих грузинских друзей и их оды, воспевающие кахетинские виноградники, плодородную почву, щедрое солнце, которое предпочитает уходить на закат именно в этих краях под названием Кахетия.