Принц Джафар был достаточно информированным человеком и отдавал себе отчет в том, что присутствие ТАКОЙ дамы в его гареме могло повлечь за собой непредсказуемые последствия. В отличие от той наложницы, которая проговорилась о том, что ее "держат на крючке", Джиллиан таких слабых мест не имела – она была сиротой и других родственников, кто бы мог её интересовать, не выявили. Идеальный вариант. Но беспокойство не покидало Джафара, который несколько раз порывался приказать Керкмалю – закончить общение и уйти, оставив в качестве отступных все, что она захотела бы – чек и камень.

Переломным моментом стал отказ Джиллиан от чека. В этом не было игры, жеманства, желания набить себе цену – она легко подарила чек другому человеку, который, по ее мнению, в нем нуждался.

Отдавая распоряжение Керкмалю – довести начатое до конца, Джафар так и не пришел к четкому пониманию – зачем Джиллиан Кистель в итоге подписала контракт. Этот вопрос поселился в его подсознании и ждал достаточно аргументированных объяснений, чтобы он смог наконец расслабиться и заняться ею вплотную, не опасаясь "сюрпризов". Ее можно было бы, как и остальных проверить с помощью гипноза. Но Джафар был уверен, что Джиллиан на такую проверку не согласится, во всяком случае, на данном этапе отношений. Она выглядела очень уверенной в себе и в случае подозрений в свой адрес могла с гордостью предложить просто разорвать контракт. Восстановить после этого доверие, которого и так по сути дела не было, уже никто бы не смог, даже Керкмаль. У Джафара имелось подозрение, что, возможно, Керкмаль ей и понравился и согласием он обязан в некоторой степени и ему. Не самое приятное предположение и только. Джафар был очарован, но не влюблен, потому эта мысль не вызвала особого волнения. Скорее наоборот, стала стимулом в «охоте»:

– Посмотрим, что она скажет, когда я измотаю ее в ожидании. А пока понаблюдаем за ней, – Джафар был уверен, что его метод «изнурения жертвы» даст желаемый результат.

Азарт охотника, встретившего «добычу», которая находилась в клетке и даже там демонстрировала независимость, возбуждал. Некоторых своих наложниц он «доводил» тем, что они могли ждать его появления у себя в постели годами, но так и не дождаться. При этом он дарил подарки, брал их с собой на встречи, демонстрируя свой гарем, как престижную «коллекцию красоты». Некоторых девушек принц просто подарил.

– Этого не было в контракте, – возмущались они. На что Керкмаль, который должен был успокоить недовольную девушку, предлагал проконсультироваться с адвокатом. Её убеждали не поднимать шум, а воспользоваться возможностью покинуть гарем без скандала и с деньгами.

В противном случае девушка могла плохо кончить. По поводу исчезнувших, поговаривали, что кого-то из них продали в турецкий бордель. Но это могли быть слухи, чтобы девушки предпочли благоразумное поведение протесту или открытому бунту. Такое поведение считалось безумием и «болезнь» лечили либо плетьми, либо терапией в «нелегальной секс-индустрии». Там «гонорары» были копеечными, а шансы вырваться равны нулю. «Страшные слухи» постоянно подогревались, делая свое дело – гарем оставался территорией стабильного спокойствия при том, что поводов для недовольства и конфликтов было немало, а доказательств «жестоких расправ над строптивыми», кроме эпизодов с выставлением на улицу одной и внезапным прекращение контракта другой девушки, не было.

Молодой принц не хотел признаваться в очевидном – он изнывал от скуки и при этом хотел любви, не заметив, как стал заложником своих широких возможностей «пробовать сразу несколько блюд». Это лишало его возможности выделить самое «вкусное». Девушки в гареме в восприятии Джафара со временем стали отличаться только ценой. Исключением стала Эстель, в которой определенно был «перчик», но и он утрачивал свою остроту. Появление нового увлечения лсьавалось вопросом времени.