Она упала Хоуку на колени, по пути куснув кого-то за ухо.

– Мэгги вернулась, – произнес кто-то.

– Дженис! – весело прокричала она. – Эту даму звать Дженис!

И началась вечеринка – медленно, словно запускали заржавленный механизм. Заревела музыка. Голоса оживились. По рукам пошли гулять бутылки со спиртным. Так продолжалось все два дня, пока поезд колесил по стране, объезжая опасные районы Коннектикута и Нью-Йорка. Но у праздника появился тревожный призвук, Мэгги веселилась как-то уж слишком отчаянно. Вольф почувствовал себя словно в ловушке и считал дни, оставшиеся до Бостона и окончания турне.

Перед первым хартфордским концертом они сидели в тесной, тускло освещенной гримерке, как две капли воды похожей на все предыдущие.

– Синтия Греховодница, дуй сюда! – завопила Мэгги. – Загримируй меня. Чтоб я казалась такой же изможденной, как Дженис.

Синтия взяла Мэгги за подбородок, повертела ее лицо туда-сюда, а потом сказала:

– Мэгги, тебе не нужен грим, ты и так выглядишь изможденной.

– Черт тебя дери. Давай шустрее. Я звезда как-никак. И не обязана терпеть все это дерьмо.

Синтия на минуту задумалась, потом прошлась пуховкой по лицу Мэгги, чуть подчеркнула морщины, мешки под глазами.

– Уж слишком мрачно, – заявила Мэгги, внимательно посмотрев в зеркало. – Чересчур.

– Мэгги, ты так и выглядишь.

– Ах ты, сучка крашеная! Можно подумать, это я вчера вечером была под кайфом, так что ничего и не вышло.

Воцарилось неловкое молчание.

– Эй, Вольф! – повернулась к нему Мэгги. – А ты что скажешь?

– Ну, – смущенно отозвался Вольф, – боюсь, Синтия…

– Видишь? Пора начинать балаган. – С этими словами Мэгги схватила свою драгоценную бутылку «Саузерн комфорт» и сделала огромный глоток.

– Это вам тоже совсем не на пользу, – покачал головой Мбикана.

– Много ты знаешь, – холодно улыбнулась Мэгги. – Дженис всегда напивалась перед концертом. Хорошо для голоса.

И она отправилась на сцену. Конферансье уже разогревал публику.

– Дамы и господа… Дженис!

Послышались крики. Мэгги прошествовала к микрофону, поднесла его к губам и рассмеялась:

– Здорóво, рада всех видеть. – Она обвела зрителей прищуренным взглядом и завела свою песню: – Знаете, заявилась я тут на днях к докторишке. Говорю ему: слишком что-то я много пью. Пила без просыху с двенадцати лет. Утром встаю и опрокидываю парочку «Кровавых Мэри». К обеду приканчиваю пятую. Чуток добавляю на ужин, а потом оттягиваюсь по полной, когда начинается вечеринка. В общем, рассказала ему, сколько лет уже пью. И говорю: «Слушайте, док, с меня вроде как с гуся вода, но что-то сердце не на месте. Скажите прямо, у меня проблемы?» А он и говорит: «Да нет у вас никаких проблем, милочка. У вас все просто отлично!» – Зрители разразились одобрительными криками, и Мэгги самодовольно улыбнулась. – Что ж, золотце, у всех свои проблемы, чем я лучше остальных. – (Вступили инструменты.) – Но когда у меня проблемы, я знаю, что делать, – я пою старый добрый блюз. Блюз – и нет проблем.

Она затянула «Цепь с ядром», и зал взорвался.

За сценой Вольф сидел на стремянке и время от времени делал глоток из чашки с водой. К нему подошла Синтия. Вдвоем они смотрели, как взмокшая Мэгги расхаживает по сцене, притопывает, завывает, извивается.

– Никак не могу привыкнуть к этому противоречию, – признался Вольф, не глядя на Синтию. – Там все неистовствуют. А здесь так тихо и спокойно. Иногда я спрашиваю себя: неужели мы и зрители наблюдаем одну и ту же картину?

– Иногда трудно разглядеть то, что у тебя прямо перед глазами. – И Синтия улыбнулась, загадочно и грустно, а потом ушла.

Вольф успел привыкнуть к такого рода замечаниям и больше уже не пытался их понять.