Сердце бешено колотилось от страха, что она не знает правильных ответов, которые были единственным средством завоевать сердце этой странной девушки – одной из лучших учениц класса, где ей предстояло учиться.

Интересным, однако, оказалось то, что Энджел вела себя так, будто не заметила всей стремительно разыгравшейся на её глазах драмы. Она продолжала о чём-то весело болтать, не обращая внимания на странные остановки и движения Ирины.

«Да, а ум-то у тебя птичий!» – глядя на Энджел, с досадой подумала Ирина.

Ей стало ясно, что откровения с этой сестрёнкой будут невозможны – она просто не сможет понять ни единого переживания, о котором могла бы ей поведать Ирина. И от этого Ирине стало ещё грустнее.

Вернувшись домой, Ирина увидела странную картину: Грэйс лежала на коврике посреди гостиной и невозмутимо качала пресс. Её совершенно не смутило появление девушек, и, не повернув головы на стук двери, она продолжала усердно поднимать ноги.

Энджел легонько толкнула Ирину в бок и показала на дверь своей спальни. Чтобы ненароком не помешать Грэйс заниматься важным делом, Ирина последовала за сестрой.

Плотно прикрыв дверь, Энджел почти шёпотом произнесла:

– Она такая правильная – эта Грэйс. Каждый день делает зарядку. А меня уже который год стыдит, что я не занимаюсь. – Потом вдруг посмотрела Ирине в глаза и добавила: – А я не виновата, что у меня нет силы воли. Ну, не могу я ноги поднимать по тридцать раз, как она. Не могу, и всё. Вернее, не хочу, и всё! – В последней фразе Ирина прочитала накопившуюся в душе Энджел злость, которую та, возможно, не находила, кому выплеснуть. – И вообще – я есть люблю. Ну, ты, наверное, заметила. – На её лице опять заискрилась улыбка, а в голосе зазвучал знакомый оптимизм.

Энджел не умела долго сердиться.

– Я тоже не могу заставить себя делать зарядку, – поделилась в ответ Ирина, а про себя подумала: «Однако воли мне не занимать. Если поставлю цель что-то выучить, то уж костьми лягу, а выучу». И громко вздохнула.

Энджел будто бы обрадовалась Ирининому вздоху.

– Здорово! – почти закричала она. – Выходит, я не одна такая безнадёжная!

Ирине одновременно было и грустно, и забавно наблюдать за непосредственными и какими-то детскими реакциями Энджел. Она ощущала себя совсем взрослой рядом с этой маленькой наивной девочкой, не скрывавшей своих чувств. Если бы только Ирина знала, НАСКОЛЬКО она ошибалась, но правда раскрылась ей гораздо позже. А пока она чувствовала себя взрослой и очень мудрой по сравнению с Энджел.

В гостиной послышалось шуршание и голос Грэйс:

– Я закончила.

– Как кстати, – сказала Ирина, – я хочу тебе что-то показать.

И она побежала в свою комнату. Через минуту Ирина снова стояла рядом с Энджел, спрятав руки за спиной.

– О! Что это с тобой такое? – выпучила на неё глаза Энджел.

Ирина и сама чувствовала, что сияет, как надраенный медный чайник, но ничего не могла с собой поделать.

– Я было подумала, что русские вообще не улыбаются!

– Смотри, что у меня есть! – перебила её Ирина и показала привезённую с собой кассету.

– Музыка? – обрадовалась Энджел. – А вот и мой магнитофон! – Она перенесла магнитофон с комода на кровать. – Это русская музыка?

– Да, это я привезла с собой, чтобы не очень скучать по родине.

– Давай скорее послушаем – мне так интересно! – Глаза Энджел загорелись, но в следующую секунду снова погасли. – Но сначала кассету должен прослушать Керри.

– Что? – непонимающе уставилась на неё Ирина. – А, Керри… Так ведь это песни на русском языке. Он же ничего не поймёт. Какой же толк ему слушать?

– Точно! – опять ожила Энджел. – Давай её сюда.