Медленно поднималась Шарлотта по лестнице – ей было неприятно возвращаться в свою холодную, неуютную комнату, заставленную роялями. На последней ступеньке девушка вдруг обо что-то споткнулась. Оказалось, это была Флора, пьяная до того, что уже не могла держаться на ногах и валялась на лестнице. На лице несчастной женщины были видны следы слез. На этот раз Флора была в мрачном расположении духа и, мотая головой из стороны в сторону, приговаривала:

– Где это видано?.. Такая молодая барышня!.. Такая молодая барышня!..

Чтобы пройти в свою комнату, Шарлотте пришлось толкнуть пьяную женщину. При этом та уставилась на нее своими осовелыми глазами и несколько раз повторила свое обычное:

– Как жаль! Как жаль!..

Вот при каких обстоятельствах узнала Шарлотта о смерти своей матери и отчима. Вместе с этим рушились все ее мечты, все надежды…

Глава 4

Грустный день

На другой день в половине седьмого утра молодая учительница, проплакав всю ночь, с опухшими от слез глазами, уже сидела, по обыкновению, за фортепьяно и занималась с Кутой Стэль – несчастья учителей ведь не должны отражаться на учениках, как сказала миссис Ватсон.

Кута Стэль была на редкость некрасивой девочкой, высокой и необыкновенно крупной для своих двенадцати лет. Особенно портили ее рыжие волосы, подстриженные на лбу челкой, спускавшейся до самых глаз и закрывавшей даже брови. Заниматься с этой девочкой было сущее наказание, так как она не имела ни малейших способностей к музыке и к тому же вообще была необыкновенно глупа. Несмотря на то что Шарлотта занималась с ней уже полгода, девочка не могла сыграть ни одной самой легкой пьески; впрочем, большим достижением надо было считать уже то, что Кута за это время научилась отличать правую руку от левой.

– Да, эта ученица не делает вам чести! – говорила, бывало, Шарлотте миссис Ватсон. – Судя по ее знаниям, вы плохая учительница музыки, и это может очень повредить репутации моего учебного заведения. А это тем более неприятно, что мать Куты Стэль вращается среди богатых американцев и могла бы обеспечить нам немало учениц!

Раз мать Куты была богата, то, значит, в том, что девочка плохо играла на фортепьяно, виновата была, по мнению миссис Ватсон, только одна учительница! Что могла Шарлотта возразить против этого решительного аргумента?

И вот теперь, сидя рядом с этой девочкой, Шарлотта то и дело повторяла охрипшим от слез голосом:

– Неверно, неверно, Кута!.. Ми, до, фа-диез, соль простое!.. Соль простое – разве вы не слышите, что я вам говорю?.. Обеими руками сразу… Да не ложитесь вы, пожалуйста, на рояль – сидите прямо и считайте! Вы никогда не считаете!..

Как ни была Кута малонаблюдательна, но и она заметила, что учительнице сегодня не по себе.

– Что с вами, мисс? – с участием спросила девочка. – У вас даже голос изменился!

Так как Шарлотта ничего не отвечала, то Кута воскликнула с торжеством, уверенная в своей проницательности:

– Я готова держать пари, что у вас болят зубы! О, это такая ужасная боль – не правда ли?!

Зубная боль была, вероятно, единственным горем, которое здоровой американке пришлось испытать в своей жизни.

– Да, мне очень тяжело!.. Очень тяжело!.. – отозвалась Шарлотта.

Кута так и поняла, что это относилось именно к зубам, и сочувственно сказала:

– Бедная мисс Шарлотта! Вам непременно нужно вырвать его!

И девочка снова принялась за игру, ошибаясь на каждом шагу.

За Кутой Стэль следовали по обыкновению другие ученицы: Китти Клифтон, Роза Стефенсон, Анни Лукк и так далее. Некоторые тотчас же заметили, что с их учительницей происходит что-то неладное, но не решались спросить ее об этом. Другие же, поглощенные своими собственными заботами или малонаблюдательные, не замечали в Шарлотте никакой перемены. А молодая учительница, продолжая заниматься со своими воспитанницами и поминутно повторяя: «Играйте с большим выражением!.. Громче!.. Тише!..», – между тем думала о матери, о старшем брате и о детях, которые на днях должны были приехать… Да, в этот день миссис Ватсон имела полное право быть недовольной своей учительницей музыки, так как она на этот раз исполняла свои обязанности чисто машинально, совсем не отдаваясь им, как обычно, всей душой. Да, несомненно, этот месяц Шарлотта из своих тридцати франков несколько сантимов получит даром!