Минут через двадцать они повернули направо, а еще через 2—3 минуты Василия грубо впихнули в блиндаж, где за столом, склонившись над картой, сидели два офицера. Здоровяк что-то громко по-немецки рявкнул, вытянувшись, а затем, взяв Василия за шиворот, подтащил его к столу и поставил прямо перед офицерами. Его напарник передал им кнут Василия. Четыре глаза принялись пристально рассматривать кнут и юношу сверху донизу. Разведчику казалось, что не было места на его одежде и теле, где бы не побывали эти глаза. Тягостное молчание продолжалось недолго. Вопрос, очевидно, переводчика, был неожиданным и застал разведчика врасплох:

– Кто тебья заслал в расположение немецкие войска?

Василий растерялся и не знал, как ответить, и немец прикрикнул на него:

– Отвечайт!

Юноша ничего не мог придумать и просто заплакал, причитая:

– Ни-и-кто…, я корову искал и заблудился.

– Мольчать! – крикнул переводчик и ударил ладонью по столу, поднялся и подошёл совсем близко к Василию и впился своими оловянными зрачками в глаза паренька.

– Откуда ты пришоль?

– С Михай-ло-о-вки…, с деревни, – продолжая всхлипывать, ответил Василий.

– Покажи карта, где это твоя деревня!? – повышая голос, спросил офицер.

Василий опять заплакал и промямлил:

– Я не ум-м-ею показ-з-зывать.

Он хорошо понимал, что если бы он показал Михайловку, то его бы песенка была спета. Переводчик покачал головой и с показной досадой произнёс:

– Какой плёхой мальчик, совсем глюпый…, он думает, что все вокруг его тоже одни дураки. И никакой коровки у него нет, все он выдумывает. Его коровку давно бы большевики съели или наши зольдатен… Ну что, будешь говорить правду!?

– А вот и нет, – повеселел Василий, – коровёнка есть. Я её в землянке прятал…, всё у этой заразы было, и жратвы полно, и вычищал я у неё всегда вовремя, а вот убежала сво…

– Мольчать! – оборвал юношу офицер и уставился в карту.

Похоже, что офицер искал Михайловку, и это подтвердилось, когда он с издёвкой произнес:

– А ты корошо заблюдился… Коровы так далеко не убегайт от короший хозяин…. Целих пьять, как это по-вашему, вьёрст, ты шоль за своей зараза, а пришоль к нам… Ну-у, так кто тьебя послал?

– Дяденька, коровёнка моя очень шустрая, не послушная, только кнута боится…, застоялась поди, надоело ей, вот и убежала, куда глаза глядят…. Я шёл по её следам, а следы у коровы – они известные, то копыто отпечатается, то наложит кучу…. А как темнеть стало, то и следы пропали. Шёл наугад лесом, потом на поляну вышел, а тут меня… и забрали, – всхлипнул Василий.

– Корошо придумаль…, ну а зольдатен у вас Михайловка есть?

– Не-а, солдат у нас нету. Никого у нас нету, одни бабы с детями, да старики, – соврал Василий.

В Михайловке на самом деле стоял артиллерийский дивизион. И для убедительности сказанного юноша добавил:

– Иногда заходят какие-то военные за самогонкой….

– Водка? – перебил, оживившись, офицер.

– Ага, домашняя…, бабы гонят, да где её теперь взять-то, кругом бескормица…, порыщут-порыщут, да уходят, не солоно хлебавши…. У нас ничего нету, одна картошка и той чуть осталось, да вот коровка ещё пропала, – и Василий заплакал, – отпустите меня дяденька, меня мамка ждёт.

Второй офицер, не проронивший во время допроса ни слова, вдруг бросил карандаш на карту и, повернувшись к переводчику, небрежно процедил: «Вег!». Переводчик, ехидно улыбаясь Василию, прогнусавил:

– Ты – короший мальчик, только не плачь, мы тьебя отпускайт, но корову свою больше здесь не ищи. Ещё раз попадайт – будем стреляйт! – и сказал что-то по-немецки здоровяку.

Здоровяк, взяв кнут со стола и, схватив Василия за шиворот, повёл его к выходу.