– Ты демона призвал, что хуже смерти, – сильнее прежнего обняла его Шенне, – и он злодея в пепел превратил.

– А что с моей душой? Ее он не забрал, выходит?

– Забрал, – она ослабила объятья, и мальчик смог увидеть ее заплаканное, но улыбающееся лицо.

– Уверена?

– Да, все твои дары ушли. Ты спал мертвецким сном, едва дышал. Сначала я трясла тебя, затем щипала. А после укусила. Так сильно, что пошла отсюда кровь, – она указала на место, где уже успела залечиться рана. – Она текла тихонько, я ревела. Тогда я поняла, что Камилана дара больше нет, а с ним и остальных даров, выходит…

– И это странно, я не чувствую души нехватку, – Талик отодвинул ее правую косу и аккуратно вытер со щеки слезинку. – Как будто все как прежде или лучше даже.

– Конечно, я ж дала тебе свою, – Шенне вновь прижалась к его щеке и аккуратно поцеловала ее. – Теперь у нас двоих одна душа.

– Шенне, ты тоже демона призвала?! – округлил он глаза.

Калахасцы имели представление о трех демонах: демоне смерти Боре, демоне покоя Халле и демоне любви Лаллаке. Бора могла уничтожить врага ценой души, Халла – забирала жизнь за умиротворение души, а Лаллак объединял души любящих людей, отбирая как жизни, так и души, после того как они разлюбят друг друга.

Согласно имевшимся преданиям, демоны не обладали волей и разумом, а, являясь бессмертными бестелесными сущностями, действовали по программе, некой заранее установленной для них схеме, от которой не могли уклониться. Как солнце, которому, в понимании калахасцев, предписано было каждый день всходить на востоке и заходить на западе, и никак иначе.

– Да, демона любви Лаллака.

– Но разве он не призывается двумя?

Талик до того дня уже слышал о запретном призыве Лаллака, но ему всегда казалось, что тот должен инициироваться сразу двумя влюбленными, желающими соединить свои души.

– Довольно, чтоб второй не возражал, – пояснила Шенне, слышавшая о демоне любви куда больше рассказов.

– И все равно, ты сильно рисковала…

Хотя мало кто решался в нарушение устава призывать Лаллака, взрослые судачили, что около пяти лет назад пара влюбленных таки сделала это, но вместо объединения душ оба они утратили рассудок, что, как они утверждали, происходило не раз и прежде. Что было тому причиной, неизвестно. Одни считали, что дело в утраченных знаниях об условиях призыва, другие – что причина в несовместимости душ, третьи утверждали, что все из-за недостаточной любви между ними, хотя в таком случае призыв просто не должен был сработать.

Как бы то ни было, угроза потерять рассудок наряду с сомнительной ценностью призыва неплохо удерживала романтически настроенные натуры от его применения.

– Уж не сильней, чем ты.

– Возможно, так.

– Теперь мы связаны, Талик. Если убьют тебя – умру и я. Раз заболеешь ты – болеть тогда и мне. Вот только…

– Разлюбив однажды, мы оба потеряем души и умрем… – эту часть легенды мальчик тоже знал.

– Все так и есть, – вновь улыбнулась Шенне.

– Но мы же не разлюбим, верно? – Талик приблизил свои губы к ее.

– Да, верно, – она приняла его невинный поцелуй.

С минуту они, обнявшись, лежали молча.

– Шенне, мне кажется, я начинаю понимать, что это за листки кружатся.

– Листки? Какие?

– Эти – вокруг нас, – он провел пальцем около одной из «змеек». – Не видишь?

Девочка непонимающе помотала головой.

– Они вращаются вокруг, как розовые с серым змейки…

Талик описал ей видимую им картину, в том числе загадочный поток медленных листиков, возникающий между ними при отдалении друг от друга.

– Я думаю, что листики – носители твоей души.

– Звучит красиво! Жаль, что я не вижу. А ты не врешь?