Первая форма счастья по Канеману – это то, что называет счастьем большинство из нас. Это мимолетная кульминация чувств, которая не оставляет никаких сомнений и, к сожалению, длится крайне недолго. Самое интенсивное ощущение счастья у меня связано именно с такими моментами. Для этого не нужен особый повод. Хорошая песня в динамиках автомобиля, гармонирующая с пейзажем, изгибом дороги и скоростью движения. Солнечное утро на пьяцце перед отелем в Риме, с кофе и утренней сигаретой – в те времена, когда я еще курил. Широкая и бесхитростная улыбка, с которой мои дети встречают любую радость. Послевкусие, оставшееся на языке, или вид горных вершин. Первая форма счастья содержится в столь многом. Как датский поэт Бенни Андресен описывает девушку, беззвучно скользящую на коньках по замерзшему пруду: «Губы, созданные для поцелуев, широко раскрытые глаза – она так близко. Но вот она стремительно заворачивает за угол бытия и исчезает. Но и без коньков понятно, что это было счастье: так недолго оно длилось»[19]. Он же откидывается в кресле и умиротворенно повторяет: «…кофе вот-вот будет готов» в стихотворении под названием «Счастливый день Сванте». Это чувство счастья приносит острую радость – именно потому, что это чувство, о нем не нужно раздумывать, его не нужно оценивать и измерять. Оно просто есть. Это все равно что проснуться поутру и обнаружить в своей постели Калипсо во всем ее великолепии. Да еще и кофе вот-вот будет готов. Эти моменты счастья очень интенсивны – счастье становится вашей базовой эмоцией наряду со страхом и гневом. Такое счастье утверждает само себя, оно не требует дальнейших изысканий. Все мы без раздумий принимаем за чистую монету восклицания вроде «Аллилуйя!» и «Ах, я так счастлив!». Сойдет и сдавленный стон, и восторженный визг. Счастье говорит само за себя.

Потому-то мы так стремимся к нему. Мы тоскуем по эмоциональному опьянению, которое даруют нам моменты счастья. Для некоторых эти редкие моменты и становятся главной целью жизни. (См. ил. 6. Герберт Джеймс Дрейпер, «Водяная нимфа».)

Если вы не испытывали их – вы и не жили вовсе. Их должно быть как можно больше. Наши современники просто одержимы этим видом счастья – подобно героиновым наркоманам, которые все время проводят в поисках новой дозы, они постоянно нуждаются в новых «уколах счастья». Нашим девизом стала фраза «жизнь здесь и сейчас», потому что лишь здесь и сейчас можно испытать счастье. Таблоиды пестрят выверенными списками и испытанными рецептами идеального семейного отпуска или совместного досуга, на который так сложно найти время в суматохе будней. Но таким образом легко остаться в дураках. Алеющий закат наедине с возлюбленной будет испорчен, если счастье не наступит в тот самый момент, когда солнце коснется горизонта. Счастлив ли я? Да… или… нет? Черт побери! А ведь нам так хотелось ощутить легкий укол радости в душе. Он так краток и приносит такое блаженство. И я бы не сказал, что это недуг современного западного общества, избалованного благополучием. Вспомните девиз всех охотников за счастьем: Carpediem. Его придумали отнюдь не сегодня, а 2000 лет назад: «Лови текущий день, не веря в остальное!»[20]. Человек всегда ценил моменты счастья.

И все же что-то не так с этим счастливым опьянением – как будто до нас доносится отголосок старых преданий. На этом празднике жизни и свободы мы неожиданно испытываем страх. Некоторые героиновые наркоманы утверждают, что никакое счастье не сравнится со священным героиновым кайфом. Наверное, не стоило мне этого писать, чтобы бывалые ловцы счастья не кинулись со всех ног искать ближайшего дилера. Впрочем, именно этим они и занимаются всю жизнь. Издавна существуют предприятия, продающие людям счастье по сходной цене: от гладиаторских боев в Колизее до спа-салонов в укромных уголках земли. Ведь вы этого заслуживаете. Так отчего же Одиссей несчастлив в языческом райском саду на западном краю мира? Ведь никогда еще птицы не пели ему так сладко.