Я четко сделал пару шагов, отстранил руку наставника, будучи уверен, – могу идти сам. Но, едва твердые пальцы отпустили локоть, туловище дало опасный крен, по инерции прошлепал пару шагов, и с удивлением обнаружил, что голова намного обогнала ноги и отрыв растет… Под ноги ткнулось что-то твердое, хрустнуло, будто сухую ветку сломали, а я перешел в свободный, но короткий полет. Снова хруст, звон бьющейся посуды, состыковавшись лбом с деревянной перегородкой, я, наконец, мирно растянулся на обломках стула. Вместо ожидаемых звездочек в глазах плясали птички, смутными тенями порхали над головой, доносилось беспокойное щебетание. Спустя пару мгновений я начал различать отдельные фразы, птички неплохо чирикали по-русски.
– Чашечка горячего кофе, и он будет как новенький. – Поспешил успокоить «пернатых» Исра. Сверху донеслись охи и ахи, девицы в черно-белых фартучках размахивали изящными ручками, будто взлетали, обеспокоенно щебетали, как стайка воробьев.
– Можно без сахара. И без кофе. – Добавил Исра, наклонившись к лежавшему на полу подносу, где чудом устоял исходящий паром пластиковый стаканчик. Несшая его девица, замерла в той позе, в которой ее застал мой полет: руки вытянуты вперед, глаза на пол-лица, пол левым веком дергается одинокая жилка. – А, уже положили? Ничего страшного, терапевтический эффект хуже не станет. Отмывать сложнее… – Едва слышно добавил он. И уже громче, обращаясь к обширной аудитории:
– Ничто с утра не бодрит лучше, чем чашка горячего… крепкого кофе… – Ехидная улыбка расцвела на широком лице, пухлые пальчики лихо опрокинули стакан.
– Твоююю маааа-ть!
Официантки прыснули в разные стороны, я вскочил, хромая и неуклюже пытаясь содрать штанину с ошпаренной ноги.
– За что я люблю обтягивающие джинсы… – Промурлыкал Исра, с ехидной ухмылкой наблюдая, как бросив попытки оттянуть ткань от кожи, пытаюсь деревянными пальцами справиться с ремнем.
– Вот за что! – Победно ткнул толстый палец. Глаза девушек снова округлились, но уже по другой причине.
В спущенных штанах стояло двое. Первый – я, а вот второй… Один из процессов воскрешения, – кровь устремляется куда надо, и куда не очень. И частенько случается побочный эффект, совсем крохотный на фоне общего отходняка. Хотя… Судя по выпученным глазам, – не такой уж и крохотный. Скосив вниз глаза, я нервно сглотнул, избегая прямых взглядов, рванул в направлении уборной, спотыкаясь о сползающие штаны.
Мимо проплыл столик со сладкой парочкой. Крупный мужчина, черная футболка едва сходится на широченных плечах, спина вздулась рельефными буграми, натянув ткань до треска, выпуклые пластины груди гордо смотрят вперед. Сидит не в очень удобной позе, зато видны кубики пресса. Все напоказ. Очевидно, ради груди четвертого размера, напротив.
Подведенные глаза обладательницы четвертого размера мимолетно мазнули по моей дерганой фигуре, длиннющие ресницы затрепетали, словно крылья диковинной бабочки. Затем, взгляд с громким щелчком сфокусировался на уровне пояса, глаза проворачивались вслед за мной, как система автоматического наведения. Зрачки превратились в крохотные точки, едва заметные на фоне громадных глаз и распахнутого ротика, – я в очередной раз уронил штаны, снять было проще, чем натягивать на ходу. Да еще и молния разъезжалась, не в силах вместить мое раздутое эго.
Тренированная скала из мышц и самомнения, потеряв зрительный контакт спутницы, недоуменно обернула бритую голову, в глазах еще тлели угли презрения ко всем и вся, кто не жмет от груди двести кэгэ…
Угли как ветром сдуло.
Я, будто извиняясь, пожал плечами. Неловко улыбаясь осторожно просеменил мимо качка, ставшего заметно ниже. С него будто воздух выпустили: широкие плечи обвисли, грудь втянулась, а среди квадратиков пресса проклюнулся небольшой животик. Злые глазки мазнули по распахнутому ротику подружки, стыдливо убежали в сторону, вернулись, медленно наливаясь красным, в то время как кровь отлила от смертельно бледного лица, огромные кулачищи сжались до скрипа.