Седенький старичок, в опрятном, хотя и поношенном костюме, неуверенно мялся, то порываясь подойти к телу на дороге, то возвращаясь на тротуар. Когда же убедился, кроме него такими проблемами никто не страдает, – буркнул под нос что-то вроде, – «приедут менты, а у них, кто рядом, тот и виноват, и»… Остаток фразы он деликатно прикрыл кашлем и, глядя исключительно под ноги, направился в сторону противоположную той, куда собирался вначале.

Водитель автобуса, матерясь вполголоса, высунулся из окошка, осторожно объезжая «препятствие», из салона неслись подбадривающие выкрики, предложения давить, да двигать скорее, – все опаздывают. Часть пассажиров честно пыталась выполнить гражданский долг. Один даже дождался ответа из полиции, но при словах автоответчика, – «будьте готовы назвать свои имя и фамилию», резко сбросил, воровато огляделся, выключил питание телефона, а еще пару секунд спустя расковырял корпус, вытащил батарею и зачем-то положил в карман. Помявшись с осиротевшим корпусом, вытащил обе сим карты, утер со лба выступивший холодный пот, и выдохнул с явным облегчением.

Толпа разбрелась по своим нуждам, новые волны прохожих бросали на дорогу скупые сочувствующие взгляды. Находились и те, кто раздраженно цедил сквозь зубы – «допился», лишь мимоходом бросая короткий взгляд и тут же прикипая к мерцающему экрану навороченного гаджета, где шла «настоящая» жизнь. А прочитав свежий пост, про сбитого молодого парня, качали головой, и ставили лайк под предложением «оторвать водило яйки».

Мир внезапно завертелся, закружил в дьявольском хороводе, раскрасив горизонт всеми оттенками боли. Тело вздрогнуло, дернулись закостеневшие пальцы и… Меня выкинуло. Пытаюсь вздохнуть, но нечем. Что я представляю собой вне тела? Чем я смотрю на него стороны? В ушах зашумело, невидимый желудок рванулся вверх, словно я падал, а не втягивался обратно. Шаг за шагом, клетка за клеткой, отвоевывая свой организм. Чувствуя, как вытесняю изнутри тягучее, липкое нечто, нехотя втягивающее холодные щупальца. Тьма, медленно покидающая каждую частичку тела, озаренную нестерпимой болью. Словно величайшее откровение жизни – в способности чувствовать… Чувствовать боль.

Танец на краю пропасти. Танго со смертью. Миг, растянутый страданием на целую вечность. Тело мелко дрожит, пронзаемое тысячами незримых иголок, мозг пылает, не в силах обработать сигналы вопящих нервов. А когда стало казаться, что весь мир сплошная зияющая рана, – пришла БОЛЬ…

… – вот так всегда. Насорят, намусорят, а убирать кому?

Правая рука неестественно вывернута, за нее дергают и тащат, голова безвольно раскачивается в такт рывкам, спину царапает горячий асфальт.

– Проходим милые дамы, проходим. Не акцентируем. Нет. Человечек не мертвый. Просто устал. Да. Если можно мертвецки упиться, то почему нельзя устать?

Беспокойные восклицания остались позади, в плечо уперлось препятствие. За кисть нетерпеливо дернули, словно гигантская рыба пробовала наживку, едва не оторвав руку. Спереди заворчало, протопали маленькие ножки, казалось, будто стальные тиски сдавили плечи и трясут моим телом, как марионеткой. Сквозь мутное марево выплыла нечеткая физиономия наставника, черные провалы внимательно всматриваются в лицо, крепкие руки несколько раз возвращали шатающееся тело в вертикальное положение, не дав растянуться на гранитных ступенях. Солнце прожигает слезящиеся глаза, бросает зайчики от зеркальных дверей. Убедившись, что кое-как стою на ногах, карлик уверенно потянул меня внутрь, зеркальные дверцы распахнулись, звякнул невидимый колокольчик, из проема потянуло прохладой и свежей выпечкой.