Но до этого дня еще было далеко, окаянный питерский климат. Бывают годы, когда почти летом, в разгар белых ночей, приходится кутаться чуть ли не в зимнее. А все император Петр, угораздило дылду прорубать окно в студеную Северную Европу. Чем его не устроил бы юг, или, на худой конец, окошко к французам-итальянцам, все было бы теплее. Нет, шведы его донимали. Вот и страдай из-за царской прихоти…

На станции «Чернышевская» три узкие двери лениво втягивали людей в свое ненасытное чрево. Особенно напрягаться не стоило, надо лишь вклиниться, а дальнейшую работу толпа возьмет на себя. Грин Тимофеевич оказался за спиной тетки, плащ которой рельефно рисовал обширный зад. Толпа напирала, прижимая его к тетке. Та оглянулась и произнесла: «Что, дед, офонарел?» Но без злости, даже с некоторым одобрением.

– Я-то при чем? – смутился Грин Тимофеевич и отпрянул вправо, в сторону молодого бородача.

– Не тушуйся, папаша, – осадил его бородач. – Тут все свои, как в бане.

Грин Тимофеевич смолчал, продолжая мелко семенить к эскалатору. Едва он занял выплывшую ступеньку, как его обошла тетка в плаще. Ловким движением тетка втиснулась перед Грином Тимофеевичем и обернулась. Широкое лицо под ободком берета улыбалось.

– Ты, отец, не сердись, – проговорила она. – Столько вокруг дряни…

– Вы уж решите, кто я – дед или отец?!

Грин Тимофеевич сорвался с места, пропустил несколько нижних ступенек и занял свободную щель в людской гирлянде.

Он бездумно смотрел на встречную живую ленту соседнего эскалатора. Ни одной привлекательной физиономии, ну ни одной, как нарочно. Словно их специально штамповали по одному лекалу там, в преисподней метрополитена. Поменялся народ, уровнялся, увеличился в количестве, стало быть, более притерся. Эффект кильки в банке. Выходит, не всегда количество переходит в качество, наоборот – бывает, количество сохраняет и качество… А может, думают об одном и мысли, материализуясь, придают одинаковость облику.

Долгие годы Грин Тимофеевич чурался метро, ездил на своем автомобиле. За всю прошлую жизнь он, последовательно, имел их около десяти. С 1972 года. Или нет – одиннадцать. В восьмидесятом году имел сразу две тачки. «Жигули» и «Волгу». Вскоре «Волгу» он продал, много с ней возни. А жигуленок был очень приличный автомобиль, несмотря на свой кургузый вид. Грин Тимофеевич подарил его сыну на шестнадцатилетие. Мотька погонял года два и запер в гараже на даче, в Комарово, перед тем как свалить в эмиграцию, там жигуленок и стоит…

Давние эти годы, шестидесятые – восьмидесятые, были весьма удачные у драматурга Грина Зотова. Только авторских отчислений за свои пьесы он получал по несколько тысяч в месяц, в кассе на Владимирском проспекте. Тогда он и дачу купил, и квартиру кооперативную. Даже две квартиры, вторую для Зои, в доме театральных работников на Пушкарской. Помнится, какой поднялся вопль при распределении квартир на собрании пайщиков: почему Зотов претендует на вторую квартиру?! Больные родители? Знаем таких родителей, у многих есть такие длинноногие родители! Наш кооператив не бордель! Зотов известный драматург?! Никакой он не известный, просто удачливый драмодел! Вот и пришлось ловчить, доставать какие-то справки, водить в рестораны нужных людей, унижаться. И все ради любовницы Зои при законной жене Ларисе, которая уже махнула рукой на выкрутасы своего Гринки, как она называла мужа двадцать четыре года совместной жизни…

Остервенело тараща фонари, из тоннеля вырвался поезд и смиренно припал к платформе. Толпа привычно внесла в вагон Грина Тимофеевича, протянула через площадку и прижала к противоположным дверям. Черное зеркало стекла вобрало лица ближних пассажиров и среди них улыбчивую тетку в берете. Вот привязалась так привязалась, подумал Грин Тимофеевич, затылком чувствуя ее взгляд…