– Ничего. Обойдусь мужскими. Мужское-то тряпье, надеюсь, там есть, на пару дней.
– Мужское есть. Да и из дамского кое-что найдется…
– Понимаете, Грин Тимофеевич, – перебила Тамара, – мне негде жить. Вернее, есть где. Пока. Но мне не хочется… Так сложилось.
– Ну, если так… поживите здесь – великодушно произнес Грин Тимофеевич и осекся, словно удивляясь самому себе.
– У вас?!
– А что? Я живу один… Детская комната пустует. – Грин Тимофеевич смотрел в изумленные глаза молодой женщины, и это ему сейчас нравилось. – Поживите какое-то время, а там…
– Но как-то… все неожиданно, – пробормотала Тамара. – Заманчиво…
«А почему, собственно, нет?» – Тамара все решила мгновенно.
Выгода была прямая. Чем она рискует – поживет какое-то время, поможет бедолаге по хозяйству, тем, собственно, и отплатит. Сегодня такие услуги в большой цене…
А у Грина Тимофеевича вместе с благородным порывом, мелькнули меркантильные мысли. Он обвел взглядом запущенную гостиную, ее замызганные пыльные окна. Он еще не знал, чем обернется это неожиданное предложение, что готовит ему судьба.
Ему хотелось продлить звучание голоса, интонация которого возвращала к образу героини спектакля «Одинокие в раю»…
Глава четвертая
Сегодня пятница. День, как известно, несерьезный, быстротечный, настроенный на субботу. Затевать что-либо в такой день значило комкать дело изначально. Или, в лучшем случае, оставаться в раздумьях еще на двое суток, до следующего понедельника…
Грин Тимофеевич верил в эту закономерность, однако, истомившись неопределенностью, решил испытать судьбу. Его изнуряло любопытство. Не ведая за собой грехов, достойных внимания правоохранительных органов, он явился на улицу Якубовича с чувством какого-то сладострастия, желанием посрамить своего спесивого дознавателя-следака. Кого-то из тех, чьи самоуверенные физиономии и победные похождения заполняли экран телевизора…
Внешне следователь выглядел иначе – болезненно толстый, с мясистым, добродушным лицом под шапкой сальных седых волос – скорее походил на старого бухгалтера. И фамилия – Сидоров…
«Иванов, Петров, Сидоров», – назойливо вертелось в голове Грина Тимофеевича с момента, как он прочел на двери кабинета № 18 фамилию следователя.
– Гражданин Сидоров? – Грин Тимофеевич переступил порог.
– Он самый, – добродушно пророкотал следак из-за широкого щербатого стола, – только почему «гражданин»? Пока товарищ или, на худой конец, господин… Гражданин – это по тому, как дело пойдет… А вас, любезный, как величают? Паспорт, надеюсь, с вами? Присаживайтесь.
Грин Тимофеевич порыскал глазами, выискивая, куда положить паспорт и повестку, уж очень был стол захламлен, и протянул их следователю. Тот цепко подхватил документы толстыми пальцами с темными дужками под ногтями.
– Садитесь, садитесь, – повторил хозяин кабинета и раскрыл документы.
Грин Тимофеевич хотел было поудобней развернуть стул, но стул не поддавался. Приколочен он, что ли? Не уточняя, Грин Тимофеевич присел и втянул ноги под сиденье, так было удобней.
– Так вы и есть Зотов? – с каким-то расположением проговорил следователь. – Я уж отчаялся, думал: то ли повторно пригласить, то ли оформить принудительный привод… Что ж вы, любезный Грин Тимофеевич, вовремя не пожаловали? Кстати, меня зовут Павел Павлович…
– Приболел я в тот день, – быстро ответил Зотов. – Давление подскочило.
– Гипертония, – участливо подхватил следователь. – И большие цифры?
– Сто восемьдесят на сто, – ответил без задержки Зотов (слова следователя о принудительном приводе его насторожили). – Меня выручают лекарства… Так зачем меня вызвали, Пал Палыч?