– Грин Тимофеевич, миленький… я без промедления отправлюсь на дачу. – Тамара манерно сложила ладони на груди.

– Нет, нет… Что вы?! А снег? А охрана? Надо снять дом с сигнализации. А то приедут, повяжут…

Он слегка лукавил. Сумасшедшие события конца восьмидесятых вместе со страной разрушили и службу охраны в пригородах. Дача Грина Зотова стояла лишь под присмотром собак из вблизи двух-трех соседских семейств. Слава богу, за минувшие годы никаких эксцессов не наблюдалось, хотя сплошь и рядом жуть что творилось: ломали, обворовывали, поджигали…

Тамара огорченно молчала. Вздохнула, поправила локон, упавший на лоб, пробормотала: «Ну, что поделаешь…» Взглянула на Зотова и виновато улыбнулась, проявив на левой, матово-белой щеке детскую ямку. Почему-то ямка появлялась при улыбке не всегда, а сейчас появилась, вероятно, свет как-то особо падал.

– И что это вам так приспичило с дачей, – проронил Грин Тимофеевич и осекся.

Его пронзила мысль: а не пахнет ли тут какой аферой? Молодая, привлекательная женщина пришла, считай, с улицы. Сколько пишут в газетах, бубнят по телику об изощрениях мошенников. Может быть, и эта Тамара особа такого же пошиба? А я, старый осел, сижу развесив уши… С другой стороны, если вспомнить, что встреча в конторе у Таврического сада была случайной, то появление Тамары с ее предложением вполне объяснимо и не несет ничего дурного.

Тамара уловила внезапную перемену настроения хозяина квартиры. Какие странные глаза у дядечки, подумала Тамара, один зрачок помутнел, точно спрятался под вуаль. Она не знала о беде Грина Тимофеевича, о злосчастном капилляре, болезнь которого повлияла на его судьбу. Особенно это несчастье проявлялось при беспокойствах, как сейчас. Когда возникали вопросы, нарушающие ровную, уложенную жизнь. Даже бурные события, потрясшие страну в конце столетия, мало чем трогали Грина Тимофеевича. Он точно знал: какая бы ни была перестройка, кто бы ни пришел во власть – консерваторы или демократы, – в России все останется по-прежнему. И коррупция, и воровство, и все-все. Потому как основа основ – ее величество Культура, та, которая в крови, из поколения в поколение, что у левых, что у правых, единая. От одного корня – монгольского ига, вбитого за сотни лет владычества. Так что политика его только забавляла, не более того. А сомнение, которое заронила в нем милая молодая особа, касалась лично его…

Признаться, особого огорчения упертость дядечки у Тамары не вызвала. Она даже испытала облегчение: заботы, связанные с какими-то смутными обязанностями ландшафтного дизайнера ее не воодушевляли. Теперь она словно сбросила с плеч осточертевший груз…

Улыбка собрала милые морщинки у переносицы и паутинкой расплескала их под глазами.

– Ну, Гри-и-ин Тимофе-е-евич, – певуче проговорила Тамара, – я рада с вами познакомиться. Очень-очень! Первый писатель, которого вижу живьем. На всю жизнь запомню.

Голос Тамары звучал искренне и тепло. Пробуждая в памяти Грина Зотова интонации актрисы, игравшей героиню его любимого спектакля. Имя актрисы забыл, а голос, точнее интонацию, сейчас вспомнил. И память эта развеяла все опасения в дурном намерении своей гости. Пробудила досаду при мысли, что молодая женщина сейчас уйдет и вновь его затянет тишина квартиры, тоскливая суета повседневности…

– Ладно. Если вам так приспичило, – Грин Тимофеевич смотрел, как Тамара поднимается с места, – я поеду с вами на дачу. Покажу, что к чему, и вернемся.

– Нет. Я уж останусь на день-другой, освоюсь. Потом съезжу за вещами. – Тамара вновь опустилась на стул.

– День-другой? Но там, кажется, не очень-то с женскими…