Он встал и, не стесняясь своей наготы, прошел в соседнюю комнату.

– Вероника, – позвал он вполголоса.

– Я здесь, – отозвалась она.

Дверь в ванную была не заперта, и он вошел. Он увидел её силуэт, и его зарождающаяся эрекция моментально приобрела объем. Отведя полупрозрачную пленку-штору, он потянулся к ней рукой… Тик-так, тик-так, тик-так. Мгновения. Они врезаются в друг друга, как автомобили в дождь и гололед – и неважно, кто виноват, тот ли, который притормозил, или мчащийся вслед. Белое облако лавины неслось прямо на него, заслонив все остальное. Что происходит? Где он? Защипало в носу, зарезало в глазах, сдавило грудь, перестало хватать воздуха, он почувствовал, как неимоверной тяжести груз потащил его на дно мутной реки. Неуверенно повернувшись, он сделал шаг назад и снова очутился в ванной комнате, переполненной влажным паром. Здесь, сейчас, в настоящем. Он огляделся. Взор уткнулся в зеркало. Его отражение? Да, его – это он. И все в порядке. Нагое тело пропорционально и здорово. Лицо? Обычное лицо, не искаженное злобой, не передернутое отвращением, не застывшее в ужасе. Значит, все в порядке? А Вероника?

– Вероника, – позвал он в полный голос. Но в этот раз ему никто не ответил.

Шаг вперед. А вот и полупрозрачная шторка. Он снова отдернул её… И снова – дежа вю. И снова – пелена! Мутная, липкая, густая, обволакивающая, прожигающая кожу, будто кислота, переполненная запахом паленых перьев и звуком. Звуком, которого не было раньше. Он ничего не видит. Но звук, что внезапно и врасплох настиг его, он узнал. То был двухтактный стук его собственного сердца.

Он остался стоять на месте. Он напряженно пытался сообразить, что же случилось, почему вдруг он оказался… словно замурованный в склеп, и куда пропала Вероника – ведь она только что была здесь, рядом, разговаривала с ним. Так почему же он не видит и не слышит её, а?

Он вспомнил, как вчера днем, благополучно сдав последний экзамен, он заехал за Вероникой домой, дабы торжественно и официально просить её руки у её родителей, и как Михаил и Рая, хотя они и показались ему бесконечно печальными, ответили ему хором «да», а Рая еще и перекрестила его, и как весело хохотала в это время сама Вероника, наблюдая за ритуалом, и как они приехали сюда, в квартиру, что Роман снял неделю назад, потому что они с Вероникой решили начать жить вместе, сразу же после окончания сессии, и как началась их первая ночь любви…

Он набрал в грудь побольше воздуха и задержал дыхание, словно для того, чтобы прополоскать плевральные полости, омыть их чистым кислородом, и – выдохнул. И отдернул занавеску.

На этот раз он поднялся на поверхность. Он преодолел мертвую зону, когда нечем дышать и кажется, что легкие вот-вот и разорвутся, преодолел и увидел, как она лежит… перекинув через край чугунной ванны ноги, так, что они свешивались, будто ей захотелось ими поболтать. Круглые гладкие колени – две слепящие фары на фоне черного кафеля стен. Голова, грудь, живот, руки – где-то там, за ними.

Роман нагнулся – через её бедра, таз, живот – и заглянул ей в лицо.

По странной прихоти мгновенная смерть мало изменила её черты. Она почти не тронула их, не лишила привлекательности, не исказила гиппократовой гримасой. Лишь кожа побурела и натянулась. Но он все равно подумал: «Нет, это не Вероника. Но где же Вероника? Она – исчезла. Верони-ка-а… А это кто? Не помню».

Роман вышел из ванной комнаты. Он еще раз прошелся по квартире: кухня, зал, спальня, прихожая. По пути подхватил с пола тренировочные брюки и рубашку и натянул их на себя, в прихожей сунул босые ноги в легкие разболтанные сандали, открыл дверь…