Распахнув дверь собственной квартиры, Пятак посмотрел на часы – половина десятого утра.

– Вернулся, мать твою! А ведь отмахал добрых километров шестьсот. Не меньше! – устало пробормотал он себе под нос.

Пятак провел за рулем всю ночь. Решив избавиться от мертвого тела, он выбрал место подальше – малозаселенные просторы Калмыкии подходили для этой цели как нельзя лучше. (Степная Республика граничила с Волгогорской областью на юго-востоке). Туда он и мотался. Свернув с основной трассы, соединяющей Волгогорск и Элисту, проселочной дорогой, напоминающей тропинку для велосипеда, он добрался до Чира, маленькой неглубокой речушки. И хотя её главная излучина протекала неподалеку от трассы, местечко, где остановился Пятак, было глухое. Илистый берег не позволял заниматься здесь рыболовством, а разросшиеся сверх всякой меры камыш и тростник надежно укрывали протоку от взглядов «редко проезжающих мимо».

Было четыре часа утра. Рассвет – нежный предвестник утра и хорошей погоды – едва занимался.

Пятак разделся догола, открыл багажник и вытащил оттуда тело. Он ощутил, как регидны стали его члены, и понял, что трупное окоченение, несмотря на то, что было тепло, градусов, наверное, двадцать, уже охватило его, и почувствовал легкую брезгливость. Чувство было легким, сиюминутным, преходящим, и Пятак с ним справился. Подхватив труп, он без видимого напряжения забросил его себе на плечо.

– Килограммов семьдесят пять, – прикинул он вес, сделав первый шаг. – Так я и думал. Средневес! И куда ты пёр против полутяжа. Тот, кто тяжелее, – тот и выигрывает. Всегда. Ставки: десять к одному, – сказал он негромко.

Его собеседник опять промолчал.

Признаваться в том, что четыре часа назад сам он едва избежал гибели, что его безымянный противник был быстрее, искуснее и сильнее его, и он просто-напросто не достал Пятака, ошибившись на миллиметры и на то время, что даже неизмеримо по обычным привычным параметрам из-за своего неукротимого стремления к бесконечно малому, и что вкупе это составило не факт, а фарт, – он не хотел.

Ступал он свободно, будто груз – не груз, но, пройдя метров десять, как раз перед прибрежными зарослями, остановился.

«Вот, дурак, забыл! Надо найти камень потяжелее и привязать, а то – не потонет».

Он снова бросил покойника на землю, уже влажную и мягкую тут.

Подходящего камня он не нашел: ни на берегу, ни на обочине, и пожертвовал двадцатилитровой канистрой. (Она без дела валялась у него в багажнике еще с тех незапамятных времен, когда заправки не стояли на каждом шагу, как киоски, и не возводились за ночь по мановению длани Царевны Лягушки или Кащея Бессмертного, а очереди к ним тянулись от перекрестка к перекрестку, а бензин стоил, как газированная вода без сиропа). Он заполнил канистру водой и стал искать веревку. Он уже было решился использовать свой брючный ремень, но, к радости своей, отыскал-таки, что искал. Еще раз хорошенько порывшись в просторном багажнике-кладовой, он извлек оттуда спутанный и грязный отрезок капронового шнура сантиметров восьмидесяти. К собственному удивлению, но пропустив его между пальцев, вспомнил… вспомнил, как этот клубок оказался там. Дело было прошлым декабрем. На охоте. Он припомнил свой удачный выстрел, и как он и еще двое ребят, «стоявших» на смежных с ним номерах, бежали, проваливаясь по колено в снег, по кровавому следу раненого вепря, уходящего в лес, как, пробежав уж с полкилометра, изрядно взмокнув в тяжелых тулупах, и решив было, что все – ушел зверь, они наткнулись на него – павшего от потери крови, что все еще хлестала у него из раны на плече, как они трое, держа ружья на взводе, подошли к мертвому животному вплотную; как потом Пятак стоял на коленях и обматывал вот этим куском капроновой веревки задние ноги, а кто-то из тех двоих – передние, и как все вместе они волокли три центнера парного мяса к машине и хохотали во весь голос, а прибыв на заимку и вытолкнув тушу на снег, там он был утоптанный, плотный, покрытый скользкой коростой, рубили свою добычу на куски, тут же, у машины, разбрызгивая вокруг кровь, мелкие осколочки костей и клочки размозженного мяса. Он вспомнил и подивился аналогии: