- Не хочу вас пугать, но для безобидной физиологической пульсации это слишком сильно. Говорите, у вас это бывает, но не беспокоит?

- Нет, не беспокоит.

- Ладно, - Алексей Васильевич задумчиво пожевал губу. – Будем смотреть. Возможно, раньше это было в пределах нормы, а травма усугубила. Постараемся сегодня сделать томографию и узи, а там посмотрим. Быстренько, - он повернулся к студентам, - давление измерить, а кто-нибудь за кардиографом, бегом.

Пока голубоглазый сосредоточенно измерял мне давление, другой парень притащил портативный кардиограф. Изучив выползшую из него ленту, врач кивнул:

- Ну ладно, инфаркт в ближайшие полчаса вам точно не грозит, уже неплохо. Огромная просьба, даже не просьба, а строгий приказ. Если вдруг самочувствие ухудшится… ну там сильно закружится голова, дурнота накатит, дышать станет трудно, не ждите, что сейчас пройдет, сразу жмите тревожную кнопку или соседку просите. Там мама ваша в коридоре? Если может, пусть пока с вами побудет.

Огоньки загорались и гасли на протяжении девяти лет. Я привыкла к ним, и это было даже приятно, особенно в первый момент, когда они появлялись: мягкое тепло, как будто внутри развернулся бутон цветка. Но тревога вообще заразна, и я уже всерьез начала подумывать, не маскируется ли под огонек какая-нибудь опасная пакость.

Фу, ну что за чушь, ведь прекрасно знаю, что со мной. Хотят – пусть ищут. Профилактический осмотр под это дело мне точно не повредит.

Наконец меня оставили в покое. Мама, расспросив, как и что, устроилась на стуле с книгой, а мне делать было нечего - только ждать, когда Денис зайдет после операции.

До обеда он так и не появился, затем меня сгрузили на каталку и увезли сначала на узи, потом на томографию. После подробнейшего изучения всех моих внутренностей, от шеи до попы, эскулапы выдали заключение: ничего. То есть какие-то мелкие ошметки нездоровья вроде загиба желчного пузыря и камешка в почке нашли, но абсолютно ничего такого, что могло бы вызывать пульсацию. Ни аневризм, ни опухолей, ни защемлений. Однако узи показало в этом месте усиленный кровоток, а тепловой датчик – локальное повышение температуры на целый градус. То есть и тепло от огонька мне тоже не померещилось.

Сопровождавший меня Алексей Васильевич ерошил тронутые сединой короткие темные волосы, тер подбородок, но вынужден был признать, что абсолютно ничего не понимает.

- Дело в том, Альбина, - объяснял он, - что мы исключили процентов на девяносто пять органику. Я бы предположил, что у вас неврологическая проблема, но кровоток и температура ставят это под сомнение. Откуда это там и по какой причине, абсолютно непонятно. Будем думать, возможно, еще какие-то обследования проведем. А может, неврология вас к себе заберет, если сочтет нужным.

Похоже, мои сломанные ребра и сотрясение мозга уже никого не интересовали. Хотя с ними в неврологии как раз было бы сподручнее. Тут я вспомнила про куриную слепоту, которая и привела меня на больничную койку, но врач отмахнулся: мол, если переведут в неврологию, там они со всем и разберутся.

- Денис приходил, - сказала мама, когда меня привезли обратно. – Не дождался и ушел. Мы с ним поболтали немного.

- О чем, интересно? – насторожилась я. – Обо мне?

- Ну зачем же? О нем.

- Еще лучше! Ма, не надо, пожалуйста. Я сама как-нибудь, ладно? Или все получится – или не получится, но у меня.

- Перестань дергаться. Я просто спросила, почему именно анестезиолог. Мне вообще всегда интересно, как врачи выбирают себе специальность. Кто-то с детства мечтал, кого-то в нужную ординатуру не взяли, пришлось идти туда, куда проще поступить. Ты знаешь, что Денис твой Первый мед с отличием окончил? В семье у него все врачи – родители, бабушка, дедушка, сестра. Родители – хирурги, а у него с хирургией как-то не завязалось. Но все равно в операционной.