Я задыхался в перекрестии дорог и тротуаров, пугался рёва мчащихся автомобилей, шугался уставших от работы людей, я мышонок, маленький и серый, в кошачьем логове, где коты злорадно облизывают клыки и топорщат усы в предвкушении лёгкой закуски. Даже не в Москве, а где-то тут, в Подмосковье, таком понятном и близком, я не испытывал ни удобства, ни комфорта, всё косилось и змеилось, окружая и шипя, поблёскивая кроваво-чёрными очами и рыча бешеной собакой, – конец, конец мне, думалось в ту секунду, устал, сил нет сказать мороку, что достаточно издеваться надо мной, отпусти, дай просто вернуться домой, я не побеспокою тебя, не скажу лишнего слова, не буду бороться и побеждать, дай дорогу спокойную, дабы оказаться в родной квартире, без шума, раздражения и беспокойства. Одно это порадовало бы и вернуло благостное расположение духа.

Однако, проклиная ночные издевательства, я даже не обратил внимания, что прошёл аж половину пути от станции до дома! Хорошо, когда не думая, куда ступает твой грязный ботинок, можно без проблем перемещаться в пространстве. Это своеобразный телепорт, только предельно реалистический, не имеющий никакой связи с яркой и красивой фантастикой, зато напрямую относящийся к физиологии и биологическим балансам всякого рода и воздействия. Ноги по привычке запомнили путь и несли без каких-либо вопросов, как ковёр-самолёт, только ног всего две. Но жалости с моей стороны нет: и так прилично тревожных и пренеприятных картин прошло мимо меня, пялиться особо некуда и незачем.

Но вот прохожу мимо одной из многочисленных детских площадок – что вижу? Алкаши, синяки! Я не преувеличиваю и не сгущаю краски, а если и есть эффект упадничества, то он не настолько серьёзный, чтобы белое воспринимать чёрным. Сидят вонючие мужички в рванине, разложили на лавочке дешёвую водку со стаканчиками, разливают, распивают, рассказывают нечто о тяжкой доле, сдобренное сальностями и непотребными анекдотами, которые писателю не следует воспроизводить, дабы не стать очередным современным бумагомарателем. Но это не единственная компания! Другие охламоны засели на детской горке, выдавая своё присутствие там диким пьяным смехом и красными дымящимися точками сигарет. Как это подло и низко, гадить прямо в местах, где играют дети! Всем наплевать на кого-либо или на что-либо, нет никакого контроля за этим, ни полиции, ни хотя бы дружинников недоделанных, все молчат в тряпочку, никто ничего не совершает во благо детей, лишь только болтают об их эфемерном далёком светлом завтра.

Многие организуют социальные рекламы, кампании в поддержку детей, больных, здоровых, ещё каких-нибудь, разглагольствуют о добродетелях, заботе и милосердии, собирая деньги в некие фонды, отдавая затем беспризорникам или онкобольным, идут масштабные действия, окутывающие и охватывающие большие площади и расстояния, желая перекроить, переклепать дурноту и мерзость, и хороши, замечательны, потрясающи, благородны эти мечтания, не упрекну человека, проповедующего гуманность в отношении к ребёнку, но скажите, ответьте мне: почему нельзя не большое сразу творить, а малое, хотя бы нечто на местном уровне – подъезда, двора, района – строить горки и качели, следить банально за детьми, наблюдать за самими площадками, дабы ни одна скотина не испортила хоть что-то, исполненное для ребёнка. Это несложно, только собраться нужно и сделать, людей побольше сконцентрировать, активность усилить и прочее, дело в шляпе, заботиться и впредь о счастливом детстве.

Другой, достаточно болезненный вопрос, который давно существует в нашей стране, – вопрос воспитания, отношений между родителями и детьми. До сих пор большая часть того, что принято называть «семьёй», корнями уходит в стародавние времена домостроя и патриархата, с чётко расписанными ролями, функциями, правами и обязанностями: отец – главный, мать – послушна и по дому прибирается, ребёнок под обоими ходит и воспитывается обычно матерью, поскольку папа есть не кто иной, как добытчик и работяга, охотник. Ребёнок, если вглядываться в первобытные времена шкур и пещер, безмолвное существо, не имеющее возможности и пикнуть, рот открыть против кормильца и его супруги. Однако это лишь своеобразное правило, formula de exemplary vita