Многие читатели скажут, что ранее поднимал этот вопрос, не надо больше грузить, но отвечу, что если повторяюсь, то это необходимо по смыслу, по значению своему, ведь если закрыть глаза и не замечать слизи, то она и не высохнет, и не исчезнет. Я буду заезженной грампластинкой, я разобьюсь вдребезги, но донесу мысль до всякого, кто решился взяться за чтение данной повести, так что извольте терпеть, дорогой читатель. Предлагаю и далее вникать в сумбур в голове маленького сумасшедшего человека почти из большого города, целой столицы.

Снова на улице. Толкучки меньше, можно свободнее втянуть носом воздух – после духоты это первое, что очень хочется сделать. Я устремляюсь в подземный переход, проложенный прямо под рельсовыми путями. Он короткий, но может казаться длинным, в зависимости от настроения и ощущений; в переходе всегда спешат сомнительные граждане как в одну, так и в другую сторону, они тоже могут усиливать негативное впечатление.

Но и без них под землёй не блаженство. Беременные, старухи и алкоголики стоят с картонными стаканчиками в ожидании милостыни, они безмолвно шевелят губами, осеняются крестными знамениями, чтобы, может, хоть кто-то поверил в их горести и страдания. Некоторые побираются баяном или гитарой, играя приевшиеся шлягеры, хотя людей вокруг себя собирают: видимо, находятся поклонники псевдомузыкального деяния, такие же синяки или ущербности. Есть и торговцы, они даже здесь имеются, настолько распространились.

Много слов уже написано о делячестве, но извините, не виноват, что оно везде и всюду. Даже вне глухих тупиков и переулков, молодые и старые погрязли в этом. Вот молодой кавказец распродаёт ворованные наушники за сто рублей; вот другие его соотечественники предлагают фрукты и овощи неизвестного качества; вот бабулька в цветастом платочке и драной шубе хочет впарить домашние заготовки и связанные дома шерстяные носки, неизвестно, хранилось ли всё в одном месте или нет; другая её подружка продаёт нижнее бельё, непонятно откуда взявшееся на руках старухи, но зато она чётко утверждает, что бельишко тёплое, удобное и недорогое. Жизнь кипит, не «чрево Парижа», но вариация на тему ещё как имеется.

Любое действие сопровождается галдежом, одобрительным или возмущающимся. Но сегодня был особенный случай: я упоминал кавказца с наушниками, так вот, умудрился один нетрезвый мужчина врезаться в скарб продавщицкий и телом своим раскидать по земле весь товар. Загневался тогда горячий парень и так начал лупасить пьяницу большими кулаками-кувалдами, что мужик только охал и кряхтел от боли, а кавказец, молча и с жёстким взором, продолжал насилие. Собрался народ поглазеть, ведь главная забава на Руси с древности бои кулачные: дерутся два молодца до того, как один другому шею не свернёт, вот и сейчас исторический инстинкт сработал, а некоторые даже мобильники из карманов повытаскивали и давай видео снимать побоища случайного. Я захотел пройти мимо подобного гладиаторского поединка, и понесли ноги вперёд к лестнице из перехода подземного.

Поражает, что со временем человек снова возвращается к каким-то то ли первобытным, то ли средневековым фантазиям и воззрениям. Может ли причина прятаться за развитием культуры и прогресса, снова вспоминая старика Руссо? Этот «великий безумец» ещё в далёком восемнадцатом веке имел откровение под неизвестным ветвистым деревом, где была немалая тень. На дерево взгромоздился Жан-Жак, в слезах обняв колени от одновременного счастья, от гениальности мысли и от предчувствия конца человечества. Он предвидел, вероятно, сегодняшние процессы, хотя нет, ещё и двадцатый век зацепил всевидящим оком, разглядев за туманом кровавые войны и масштабные в своём безумии диктатуры, плоды Просвещения и образования, как странно ни звучало бы, ведь всякая вещь имеет две стороны, хорошую и плохую, каждое привносит как благо, так и зло. Именно жестокие режимы и сопряжённые с ними деяния есть не что иное, как вынужденный негативный результат трудов французских, немецких и прочих философов. Руссо уже при жизни осознавал, что несёт человечеству как сам, так и учёные собратья, такую бомбу замедленного действия, разрывающую мозги в клочья и отупляющую после взрыва. Мир с трудом пережил прошлое столетие, изрядно хватаясь за сердце при малейшем дуновении ветерка, который был ядовит и вредоносен, – настала пора деградации, медленной и растянутой как сопля в вечность, прошли суровые годы резких решений и внезапных атак, да будет пассивность и безволие краеугольным камнем нового порядка, нового, двадцать первого столетия.