По вечернему времени фрегат был переполнен, на верхней палубе и внутри корабля шумно гуляли нувориши, празднуя какие-то радостные события своей жизни. Я побродил по набережной, посмотрел на фрегат, прикинул – как и куда можно уйти в случае опасности и понял, что уходить, кроме как в воду, некуда, а если потенциальные враги предусмотрят и этот вариант, то лучшей ловушки, чем фрегат «Ксения», и придумать трудно. Поэтому оставалось надеяться на хорошее отношение ко мне капитана Годунова и собственную счастливую звезду, которая, судя по всему, продолжала светить мне в темечко.

– Опаздываешь, Саня, – сказал я капитану Годунову, когда он неожиданно возник за моей спиной.

– Извини, Леха, так получилось, – Годунов сел напротив меня, осторожно положив левую руку на стол.

Мы обменялись рукопожатием и принялись изучать друг друга.

– А ты заматерел, – отметил Годунов, – другой стал, жесткий и глаза цепкие. Случалось чего в жизни?

– Случалось, – коротко ответил я. – Если интересуешься, потом расскажу...

Годунов не ответил, полез за сигаретами, закурил, ловко пользуясь одной рукой, сразу убрал пачку в карман.

– Ты где, как? – спросил я, прерывая паузу.

– Да так как-то, сам знаешь, какие сейчас времена...

– А с рукой что?

– С рукой? – он улыбнулся и задрал рукав легкой летней куртки.

– Протез! – удивился я. – Тебя ранили? В Афгане?

– Нет, позже. Это не ранение, скорее производственная травма. Потом расскажу, – процитировал он меня.

– А здесь удобно разговаривать? Может, куда в другое место пойдем?

Он улыбнулся.

– Именно здесь и удобно. Ты меня нашел, полагаю, я тебе нужен, так что – говори.

Я тоже закурил, посмотрел пристально на бывшего гэбэшного капитана и решился пойти ва-банк, не оттого, что я такой сорвиголова, а по той простой причине, что капитан Годунов был не только единственным тузом в моей колоде, но и вообще единственной картой.

– Ты, Саня, в апреле-мае где был?

– Да тут и был, в Питере.

– Про Господина Голову ничего не слышал, акция с грузовиками была шумная, и вообще...

– Погоди, погоди, припоминаю. У банков грузовики стояли, и в полдень на каждом надпись открылась – «Здесь могла быть ваша бочка гексагена»?

– Ну, вроде того.

– А Господин Голова? Что-то с терактами связано, – он вопросительно посмотрел на меня. – Заявление по телевизору было, помню, взрывы какие-то, еще что-то, верно?

– Верно, Саня, верно.

– А ты каким боком ко всему этому?

– А, знаешь, самым прямым, то есть, получается, не боком, а всем своим фасадом во все это дерьмо вляпался, потому как Господин Голова – это я.

– Шутишь! – Нормальная реакция нормального человека, я сам точно так же отреагировал бы, услыхав подобное заявление от кого другого.

– Шутишь... – снова повторил он, но уже совсем по-другому. – Нет, брат, подобными вещами не шутят...

Он снова полез за сигаретами, закурил, спрятал пачку.

Приплыла официантка Люда, положила грудь ему на плечо, проворковала в самое ухо:

– Что пить будешь, Сашенька?

Он по-хозяйски обхватил ее за талию, потерся трехдневной щетиной о полное бедро, ответил:

– Тебя хочу – сил нет!

Официантка зарделась счастливо, прижалась сильнее:

– А пить – до или после?

– Вместо. Ты уж прости, сегодня – вместо. Видишь, с другом сижу.

– А мы и другу поможем...

– Не сегодня, лапушка, не сегодня, пивка только принеси, на двоих...

Официантка одернула тельняшку и поплыла в сторону камбуза, где людям наливали желанное пиво.

Мы проводили ее мужскими взглядами.

– Славная телка, – сказал Годунов и без паузы: – А ты, получается, по уши в дерьме.

– Получается, – согласился я.