— М-да, памятная у нас вышла прогулка, — вернувшись в коттедж и откинувшись на спинку дивана, хохотнула я.

— Это точно, — прорычал Жданов, что до сих пор не остыл и кипел от негодования. — Я бы выпил, а ты?

— Не откажусь.

Пробка глухо выскользнула из горлышка, звон стекла, звук льющейся жидкости и вот мне уже несут лекарство насыщено красного цвета, что поможет расслабиться.

— Вадим, мне мерещится или ты прихрамываешь?

— Есть немного, мышцу бедра потянул, когда седлал жеребца. Обычное дело пройдёт. Держи, — присев на диван, он вручил мне бокал.

— А на скуле что? Синяк зреет?

Я в полном шоке! Нога понятно, а лицо-то он, когда успел разукрасить? Рукопашной же не было.

— Возможно, — отмахнулся Жданов и одним глотком осушил половину содержимого бокала.

— Откуда?!

— Вообще-то, дело твоих рук. Вернее, ног. Ты просто не заметила, но когда снимал тебя с Дымки, кое-кто меня лягнул, и то была не лошадь.

— Прости, пожалуйста. Ты меня спас, а я вон чего натворила, — повинилась и придвинулась ближе к Вадиму. — Дай посмотрю. Может, холодное приложить?

— Не надо, так заживёт. И это я должен просить прощение. Посадил в седло и оставил одну. О чём я только думал? А если бы ты…

Жданов на полуслове замолчал, потому как мне взбрело в голову поцеловать его в ушибленное на щеке место.

— Чтобы быстрее прошло, — смутившись, пояснила свои действия. — По крайней мере, папа так утверждал, когда в детстве мои ссадины и синяки целовал.

17. Глава 17

Во взгляде Жданова появилось снисхождение, но отнюдь не высокомерное, наоборот, доброе и насквозь пропитанное теплотой, так как он сейчас на меня смотрит, обычно взрослые глядят на наивных детей.

— Ты меня ещё вот тут задела ногой, — дотронувшись до правого виска, не без иронии пожаловался мужчина. — Это так, для сведения, на всякий случай.

— То есть и там требуется лечение? — в шутливой манере поинтересовалась я.

В ответ Вадим хитро прищурил глаза и плечами пожал, его этот жест говорил сам за себя: «Сама мол решай, но, вообще-то, было бы нелишним».

Жданов же из-за меня пострадал, повредил ногу, получил по лицу, потрепал с Веберами нервы. Ладно, жалко мне, что ли, оказать медицинскую помощь, правда, очень сомнительного в своей эффективности свойства.

Подалась вперёд и поцеловала Вадима в висок, а когда попыталась вернуться в изначальное положение, почувствовала преграду. Мужчина, приобняв, положил мне на спину ладонь и не дал отстраниться. Сглотнула. Как-то резко в комнате атмосфера сменилась, секунду назад нас окружало озорство и веселье, а сейчас обстановка накалена, мне даже кажется, что слышу электрический треск. Мужчина ни слова не проронив, свободной рукой вытягивает у меня бокал и убирает его на журнальный стол, при этом он ни на мгновение не отрывал от меня глаз, а мне от его обжигающе горячего взгляда была жизненно нужна передышка. Для того чтобы сделать хотя бы один вздох, чтобы сердце вновь застучало, чтобы скинуть с себя оцепенение, а то словно в транс впала.

Смотрю на Жданова и понимаю – всё, я пропала. В его взгляде столько обещающих голода и желания, что ничто в мире меня от близости с ним не убережёт, да и спасаться я совсем не стремлюсь, а, напротив, очень жду «нападения». Меня даже злит тот факт, что медлит. Уверена, Вадим чувствует, что изнываю от вожделения не меньше, чем он.

В какой-то момент, нас обоих как будто током ударило, и мы одновременно, поддавшись порыву, набросились друг на друга как дикие звери. Жданов целует жадно и властно, его губы и язык буквально выбивают из моей груди стоны, которые смешиваются с нашим шумным и частым дыханием. Тесно прижимаясь к мужчине и обнимая, всё равно чувствую потребность быть к нему ближе, мне хочется либо его поглотить, либо в нём полностью раствориться. Почему так и какого мне понадобилось слетать с катушек, понятия не имею, да и сейчас это абсолютно неважно. Главное — как можно скорее почувствовать Вадима в себе, иначе взорвусь и ошмётки разлетятся по комнате.