Закончить фразу ей так и не удалось. Она просто не могла смотреть на Ребекку, прижимавшуюся к Линдсею, на ее груди, блестящие от смелых ласк его влажного рта. Нет, это было выше ее сил: глядеть на женщину, которую считала своей близкой подругой, облаченную в этот костюм – единственную за всю жизнь Анаис вещь, которая не была придумана или заказана ее матерью. Это был единственный наряд, в котором Анаис так мечтала предстать перед Линдсеем. О боже, какой же глупой и доверчивой дурочкой она была, когда думала, что Ребекка забрала ее муслиновый мешок с костюмом по ошибке! Нет, это была не случайная ошибка, а замысел – жестокий, омерзительный замысел.

– Это тебе предназначались слова любви, которые я говорил! Я думал, что со мной была ты, Анаис. – Линдсей запнулся. – Позволь мне объяснить…

– Не думаю, что здесь требуются какие-то слова, любимый, – сладко пропела Ребекка. Сейчас подруга напоминала Анаис коварную змею, каковой, в сущности, и была. – Мне кажется, то, что Анаис видела, говорит само за себя. Нам не нужно больше скрывать свои чувства.

– Не прикасайся ко мне, – со злостью бросил Линдсей, пытаясь стряхнуть Ребекку, вцепившуюся ему в руку. – Черт тебя подери, что ты наделала?

– Это наделал ты, Линдсей, – горько возразила Анаис. – Ты, ты сам сотворил это.

– Позволь мне объяснить, – пробормотал он и, пошатнувшись, придвинулся ближе. – Я был с Уоллингфордом. И я… взял что-то… то есть я съел что-то, от чего мое сознание помутилось. Я думал, что Ребекка – это ты. Я нисколько, ни капли не сомневался, Анаис, что на самом деле это – ты.

– Как ты мог подумать такое? Мы совершенно разные!

– Да, мы явно не одного размера. – С острого языка Ребекки сочился яд.

Линдсей метнул в Ребекку убийственный, полный ярости взгляд и сильнее оперся о стену, с трудом удерживаясь на шатающихся ногах.

– Анаис, послушай меня. Это было какое-то дурманящее средство, наркотик. Я не пьян. Клянусь. Это была ошибка. Я думал, что со мной ты. И, полагая, что это ты… поверь мне, Анаис.

– Ложь, – отрывисто прошептала Анаис, устремив затуманенный слезами взор на Линдсея. – Все, что ты говоришь сейчас, все, что ты говорил мне раньше… все это ложь, ложь! И все, что нас связывало, было ложью. Ты лишь забавлялся со мной – боже, как ты, должно быть, смеялся надо мной, так легко попавшейся на твою удочку и позволившей себя соблазнить!

– Не говори так, Анаис…

– Не говорить? О чем? О том, что ты так сильно заскучал тем вечером, что решил взять меня – такую невзрачную, нежеланную старую деву – с собой в конюшню, чтобы немного поразвлечься? Ты, вероятно, думал, что сделал мне одолжение, переспав со мной! И наверняка чувствовал ко мне жалость той ночью, когда пытался возбудиться в обществе такой неопытной, никому не нужной уродины, как я, особенно когда ты мог… – Анаис бросила взгляд на Ребекку и ощутила, как сильным спазмом сдавливает горло. – Когда ты мог овладеть кем-то столь же красивым, столь же желанным, как она.

– Я хотел тебя – я хочу только тебя, – поправился Линдсей, нахмурившись. – И ты знаешь это. Просто вспомни, как это было, Анаис!

– Я помню все слишком хорошо. Помню женщину, неприметную, с округлым, пышным телом, слишком полными животом и бедрами, женщину, которая думала, что достаточно красива для кого-то вроде тебя. Понятно, что я была лишь игрушкой на один вечер – до той поры, пока ты не переметнулся к другой, лучше и красивее меня.

Боже, подумать только, она слепо доверяла ему! Никогда не сомневалась в искренности Линдсея, на самом деле считая, что он не сделал предложения после того, как занимался с ней любовью, только потому, что хотел преподнести это по-особому, как он и говорил. И она клюнула на его обещания, безрассудно поверила ему…