- Поехали, тут стало холодно.
Потянулся ко мне, поглаживая мою щеку, нижнюю губу, искусанную им и мною. В глазах плавится серебро.
- Не хочу домой. Я включу обогрев. Лучше иди ко мне - я согрею.
- А я хочу в душ…
Смотрю на него и с триумфом вижу, как вот это дурацкое выражение лица типа: «я только что тебя почти трахал и мне охринетельно хорошо» исчезает, и на смену приходит сомнение.
- Что-то не так?
Я смеюсь, нет это и правда весело. Он переживает за моё психическое состояние после петтинга в машине. Охринительно. Сейчас его ещё муки совести одолеют.
- Глупый вопрос. Что не так?
Но его уже ломает.
- Если что-то не так, скажи мне. Может, я сделал или сказал. Поговори со мной.
- Не парься, Никитин. У тебя это был в десятом, у меня в восьмом. Так что я опытная и совесть меня не мучит. Нет, не так…девичья стыдливость пала уже три года назад, осталась только девственность.
Брови сошлись на переносице резко сжал мою руку выше локтя. Не нравится? Да, милый, паршивое чувство, когда тебя сравнивают. Мерзкое. Опустился немного? Отлично.
- Шутишь? Тебе тогда было тринадцать.
Смотрю в его глаза полные яростного недоумения и улыбаюсь, склонив голову чуть на бок.
- Нисколько. Зачем? Мне тринадцать, ему, - многозначительная пауза, серые радужки Лёши становятся темно-сизыми, - …это не имеет значения, тоже заботливый был. Поехали, в душ хочу, и я голодная. Кроме того, Оленька скоро позвонит. Волноваться начнёт.
Разжал пальцы, отбрасывая мою руку, надавил на газ, и машина со свистом вылетела на трассу. Я отвернулась к окну и улыбнулась – видеть его ярость одинаково вкусно, как и возбуждение. А то и другое вместе – крышесносно. Снова вверх…вверх…вверх. Я веду. Опять я.
Россия. 2001 год. Макар.
Глеб Николаевич поправил очки на переносице и внимательно посмотрел на собеседника. Не одной эмоции на гладко выбритом лице. Взгляд спокойный, сосредоточенный. Полное внимание оппоненту. Вызывает доверие и располагает к искренности. Очень участливо спросил:
- И когда это произошло?
И тем не менее под его взглядом молодой агент сильно нервничал, поправлял потными руками край скатерти на круглом столике в кафе. Нездоровый цвет лица, грязная и мятая футболка. Явные признаки затяжной депрессии.
Глеб Николаевич нахмурился. Ему не нравилось, как этот сопляк потеет и голос его не нравился и вообще смутно казалось, что тот или засветился, или нервничает, не тянет задание.
- Всего два дня назад. Самоубийство. Он направил машину с моста и всех похоронить решил. Они оба насмерть, а девчонка ещё живая, но в очень плохом состоянии, в реанимации лежит. Никто не даёт гарантий.
Глеб несколько минут молча покусывал свою щеку изнури, раздумывая. В голове складывались комбинации, композиции, всякие пазлы и картинки. Потом увидел, как паренёк опять нервно колотит сахар в чашке, перехватил его руку.
- Что случилось там? Чего ты дёрганый весь, а?
Тот поджал губы, поправил жидкую русую чёлку. В голубых глазах – усталость и страх.
- «Жучок» нашёл…вчера в своём номере. Не знаю сколько он там находился.
Глеб Николаевич спокойно допил свой чай, откусил овсяное печенье, аккуратно положил на край голубого блюдца.
- Ну и что? Ты из номера никому не звонил, со мной общаешься с улицы. В чем проблема?
- Не знаю. Мне кажется меня ведут.
Глеб Николаевич подозвал официантку заказал себе рюмку армянского конька и дольку лимона. Облокотился на спинку стула. Рано или поздно у каждого из агентов начинается психоз. Мания преследования, страхи, депрессии. От этого никто не застрахован. Пусть они больше роботы, чем люди, но срывы бывают. Иногда лёгкие, а иногда затяжные, как у Олега. Он уже не может работать хладнокровно. С каждым заданием все больше проколов, нытье, выпивка. А ведь хороший парень был. Умный, хваткий, симпатичный. Неплохие дела проворачивал, а потом – опа, и крыша съехала. «Был» …значит, о как. Аллочка Валерьевна непременно сказала бы что это изыски подсознания Макара и на самом деле он принял решение очень давно. Она любит всякие заумные вещи говорить, а он любит ее слушать. Она из пациентов душу вытягивает, эмоции, грязь, смрад, страхи. Сам Макар так не умеет. Официантка принесла коньяк поставила рядом с Глебом Николаевичем, посмотрела на Олега, но тот все ещё колотил сахар в своём холодном чае.