Он и со мной так поступит. Наверняка.

Но как же, черт побери, хочется почувствовать то, что он хочет мне подарить.

Это как увидеть Париж… Нет, ладно, туда я не хочу.

Как испытать очень яркие эмоции, а потом будь что будет. Плевать на последствия!

Облизываю губы, смачивая их, потому что пересохли чуть ли не до ороговевшей корочки. Захар прошивает их потемневшим взглядом.

Я уже даже хочу сама потянуться к нему, не в силах выдерживать это напряжение между нами.

Но в этот момент вспоминаю свои ощущения на парковке год назад.

Фары машин…

Скользкие листья…

Ледяной дождь, хлещущий по щекам, когда ветер срывает капюшон свитшота.

Визг тормозов, а потом страшная картинка, как черный бампер устрашающего вида тачки тормозит прямо возле моих ног.

Сглатываю и отталкиваю Исакова.

– Пошел вон! – рычу. – Тебе здесь ничего не обломится! – рявкаю, не сдерживаясь и не пытаясь говорить тихо.

– Няшка, ты сдурела? – опешив, хмурится Захар. – Все ж нормально было. Че ты опять начинаешь?

– Через плечо, блин!

– Ну нам же прикольно вместе.

– Прикольно? А в прошлом году тебе было прикольно, когда я сломала ногу?! Позабавился?! Придурок!

Пока говорю, толкаю его и толкаю, пока бедра Захара не упираются в низкий подоконник.

– Бля, да я ж хотел нормально. Веник вон тебе притащил. Чего ты опять взвилась?

– Потому что ты достал!

– Римма? – раздается из-за двери голос папы, а потом я слышу стук.

Волосы на теле встают дыбом. Если папа застанет у меня в комнате парня, мне конец. А если еще и сына бандита, конец будет с отягчающими.

Недолго думая, бросаю взгляд на дверь и, повернувшись лицом к Исакову, упираюсь ладонями в его плечи и толкаю со всей силы.

– Блядь, – шипит он и летит прямо в окно.

В этот момент дверь моей комнаты открывается.

Захар

Почему с этой ненормальной столько приключений, а? И какого хрена меня тянет именно к ней?

Вылетаю в розарий прямо за окном Риммы и благодарю того, кто там сверху, что не угодил поясницей на угол каменной дорожки вдоль дома. Но розы, блядь… С этого момента ненавижу гребаные розы! Шипы пробивают тонкую ткань футболки, и я охуеваю от ощущений, когда они, впившись в кожу, рассекают ее.

Из меня вырывается сдавленный стон, но я проглатываю его, потому что слишком близко слышу голос Кудрявой и ее отца.

– Почему у тебя окно нараспашку?

– Пап, помнишь, ты собирался завести доберманов? – отвечает она вопросом на вопрос, а я прислушиваюсь, лежа на ебучих шипах. Прямо иглотерапия, чтоб ее черти драли. – Давай, может, уже заведем? Я могла бы возить их к дрессировщику. Воспитаем из них хороших таких охранников, чтобы никакая сволочь не пробралась во двор.

– Что за паранойя, Римма? – с улыбкой в голосе спрашивает ее отец, а я прямо чувствую, как на лбу собираются бисеринки пота. – Кто-то уже пробирался?

И тут этот мужик выглядывает в окно. Клянусь, так сильно адреналин давно не долбил мне в башку. Я прямо сотрясаюсь от его передоза.

Мазнув взглядом по двору, отец Риммы возвращается в комнату и открывает окно на проветривание.

– Нет, никто не пробирался, – отвечает Няшка, а я медленно выдыхаю. – Просто подумала, пока каникулы, я могла бы этим заняться.

– Лучше займись встречей с бабушкой завтра. В “Гранде” в полдень. И она просила ее не забирать, сама хочет приехать.

– Блин, папа, – стонет Няшка, – не обязательно было напоминать о времени и месте.

Я широко улыбаюсь, потому что мы с Кудрявой оба знаем, что завтра увидимся. Теперь, благодаря ее отцу – кто бы мог подумать, да? – я даже знаю, где и в котором часу.

Она еще общается с отцом, когда я, сдерживая стоны, аккуратно выбираюсь из розовых кустов и сваливаю со двора Кудрявой.