– Я всё понимаю, – ровным тоном оборвала Лиза управляющего. Перед ее глазами появился отец в своем фартуке, обсыпанном стружкой, с рубанком в руках. Он смеялся. От него пахло елью и яблоней. Вокруг него люди. Все такие же как он, но слушают его. Повсюду стулья, столы, тумбы и еще многое другое. Их только что изготовили. У них нет должного вида, имени и хозяина, но они уже есть, они уже существуют. Лиза поняла одно: ничего не будет как прежде. – У вас есть семьи, дети. Вам нужно зарабатывать на хлеб. Я понимаю. Можете работать со спокойной совестью. Мы ни в коей мере не будем держать на вас обиды. Ни в коей мере.

– Спасибо! – начал с жаром трясти Лизину руку Владимир и, вкрадчиво улыбаясь, заглянул ей в глаза. Лизу это несколько смутило. – Спасибо! Если что, мы всегда рядом, мы поможем,– выговорил он и покинул двор.

Лиза вернулась к няне.

По началу жизнь в чужом доме была несносной. Казалось, что день длиться вечность, а бессонные ночи ещё дольше. Ежеминутно в ее памяти всплывали родители, братья, дом, уют, радость, которую они имели, находясь вместе. Это очень отягчало душу, а, учитывая и ряд лишений и неудобств, то становилось ещё хуже. К нашему утешению, Лиза стала привыкать к новому жилищу и окружению. Молитвы, добрые отношения няни и резвость брата ободряли ее. Девушка постепенно стала внедряться в крестьянские заботы, помогая няне. Суетность дня отвлекали ее мысли, и только ночью можно было услышать редкие всхлипывания, а утром увидеть мокрую подушку.

Сашке у Марьи Петровны все сразу понравилось. Он быстро подружился с ее собакой Рябкой и козой Ушкой (клички он им придумал сам). Сторожа мальчик кормил и тренировал, кормилицу выводил на пастбище. Его любопытство было увлечено исследованием бескрайних (как ему казалось) лугов. Он мог часами там бродить в компании с Ушкой и, если няня позволит, с Рябкой. Благо, что со двора Марьи Петровны было видно все то пастбище, и няне с Лизой не было причины беспокойства о Сашке, иногда поглядывая за ним. Мальчик вскоре подружился с соседскими детьми, детьми Дуни. Целыми днями они могли попеременно бегать, резвиться и быть хорошей помощью взрослым. Родителей Сашке недоставало, но надежда, что они скоро вернутся прогоняла прочь грусть.

Поздно вечером, когда все они, справившись с хозяйством, поужинав, готовились ко сну, а Сашка уже видел двадцатое сновидение, раздался стук в запертую дверь.

– Марья Петровна, не беспокойтесь. Я сама посмотрю кто там,– вызвалась Елизавета.

Она пошла в сени и обмерла. Глаза ее округлились и засверкали гневом:

– Вы?!

Леонид Садовский, не скрывая удовольствие, видя такое радушие приёма, вошёл в сени. Лизу трясло от воспоминаний и осознания сколько зла этот человек принес с собой, войдя в ее дом и дома других честных людей. Горькие страдания об утерянном поднялись в ее сердце из самых глубин, и она решилась. Решилась во что бы то ни стало бороться и остановить это нашествие бед в ее жизни любой ценой.

– Я не впущу вас! – преградила Лиза ему путь.

– Да что вы говорите, Елизавета, – поехидничал он, глядя на неё исподлобья.

– Не впущу! Вы и так сделали столько боли моей семье. Я не позволю забрать от меня всё самое ценное, что осталось! Уходите сейчас же! – девушка кричала не своим голосом, смело смотря своему врагу прямо в глаза. – Убирайтесь немедленно!

В сени вбежала испуганная криками Марья Петровна. Увидев эту сцену, она почувствовала сильнейшую боль, но совладев собой, взяла Лизу за плечо и пыталась отвести в сторону. Девушка боролась:

– Нет, Марья Петровна! … Я знаю кто это! Это тот самый человек, который арестовал родителей. Теперь он пришел сюда. Марья Петровна, это прямая угроза для вас! Я не хочу, чтобы и вас увезли! … Уходите!