Не зря говорят: долог путь в вечность. А мой путь длится до сих пор. А тогда я замер, как мрамор, не двигаясь, не дыша. Гробовое безмолвие было прервано голосом Люси:

– Ну Эльза, ну негодница, как же ты выбралась из спальни. Давай не пугай ребят, иди спокойно.

Она взяла и увела львицу. В тишине раздавались глухие шаги зверя по паркету. Вся внутритканевая жидкость моего худого тела превратилась в пот и ручьем скатилась в сапоги. Опустившееся в пятки сердце медленно поднималось на свое место. Трясущиеся руки повесили шинель, сняли сапоги. Зашли в гостиную. В центре стоял украшенный и сервированный стол, полный еды и выпивки. Молча мы расселись. Ни первая, ни вторая рюмка водки не сняли напряжение, которое находилось внутри.

Не зря говорят, что страх страхом выбивают. Люся встала и открыла дверь в спальню, и мы увидели, как в свете хрустальной люстры показалось это чудо природы. Никто из нас так близко львов не видел никогда. Эльза зашла в комнату, у нас весь страх и прошел. Это была большая и красивая кошка. Ее шерсть напоминала прекрасный натуральный персидский ковер, который хотелось погладить. Чистый природный рисунок шерсти отливал теплотой. Ее красивые глаза, казалось, смотрели одновременно на нас всех.

Теперь нам было все равно. Все-таки когда видишь опасность перед собой, не так страшно. Передо мной на хрустальном блюде лежала курица с поджаренной корочкой. Я взял самый крупный кусочек и бросил Эльзе, никто и помешать не успел. Как только это яство достигло головы львицы, ее пасть открылась, угрожающе блеснув огромными клыками, и кусочек мяса исчез внутри.

– Ребята, не балуйте зверя, а то она все подъест со стола, – сказал Саша.

Только потом я понял, что натворил. Эльза обошла стол, села рядом и, не отводя глаз, смотрела только на меня.

– Кормилец ты наш, смотри, больше ничего не давай, а то вот жалостливый какой нашелся. Саша тоже ее поначалу прикармливал, тоже боялся, потом перестал. Эльзу хорошо и много надо кормить, чтобы ей кто-то понравился, и все равно она зверь, хоть и прирученный. Так что не портите ей аппетит, у нее другой рацион- сказала Люся.

Вечер шел своим чередом, алкоголь все глубже проникал вовнутрь, с каждой выпитой рюмкой страх исчезал, а Эльза все уменьшалась в размерах и не казалась смертельно опасной. Ее уже гладили, потихоньку кормили. Даже танцуя, не боялись, когда она двигалась между нами. Часа через полтора в комнате появился смех. «Хорошо, что не лев. Это самка к мужикам ласковее, чувствует запах, – подумал я. – Не зря же она меня обнюхивала, значит тоже сексуально озабочена».

Когда мы возвращались домой, разговаривали все. Колкости в основном были направлены в адрес Сашки. Этому тихоне досталось от всех.

– Ну ты сексуальный маньяк. Видимо кайф ловишь, когда с подругой каскадеришь, зная, что львица за дверью. Хочешь не хочешь, а невидимая сила подгоняет.

– Смотри, Эльза приревнует, тогда берегись, она и Люду не пожалеет.

Сашка шел и молчал. Кто знал, что у него было на душе.

Когда я прихожу в зоопарк, то всегда останавливаюсь у клетки со львами. Сразу в памяти всплывает этот случай, а в душе кажется, что снова увижу Эльзу, ведь львицы живут долго.

Так случилось, что она рано потеряла свою мать. Маму заменил отец и не просто заменил, а стал для маленькой Марты всем. Ради дочери он пожертвовал личным счастьем. В его преуспевающей жизни потомка древнего рода другой женщины не было.

Строгие красоты Риги, брусчатка мостовых, красивая черепица на покатых крышах, серьезность органной музыки костелов навсегда вошли в память девочки. Она любила гулять с гувернанткой – старой дамой, которая своей внешностью и манерами дополняла строгость красот родного города. Их родовой дом был практически в центре, его стены украшали картины старых мастеров, гобелены ручной работы. В зеркальном блеске мраморных полов отражались своим великолепием люстры, огонь каминов создавал атмосферу тепла и уюта. Марта росла в роскоши быта, строгости воспитания и безмерной отцовской любви. Позади был пансион, где в окружении таких же, как она, Марта получила глубокие знания по многим предметам. Ей привили хорошие манеры, глубокую религиозность и чистоту мыслей. За древними и казавшимися огромными стенами их пансиона они же слышали, как бурлила общественными катаклизмами их Рига, как продвигалась к ее Родине новая экономическая формация. Она строила планы дальнейшего образования в университете, как все в одночасье рухнуло, и они с отцом оказались в вагоне грузового поезда, который уносил их в Сибирь.