Но вернёмся к стилю семинаров. Семинары в лаборатории А. А. Прокофьевой-Бельговской проходили очень активно, с вопросами и спорами. Тон задавали её молодые сотрудники. Однако и 60-летняя, а потом 70-летняя Александра Алексеевна не отставала. Она была прекрасным полемистом и обладала чётким умом и юмором. О ней в этой книге написан отдельный очерк. Регулярными и строгими по стилю были семинары в лаборатории А. Д. Мирзабекова, в которую в 1973 г. влилась группа А. А. Прокофьевой-Бельговской. Строгими – это не значит, что на них нельзя было задавать вопросы по ходу докладов. Но Андрей Дарьевич не давал заниматься демагогией по ходу дискуссии. А на семинарах у Прокофьевой-Бельговской демагогия по ходу дискуссий случалась. А что касается юмора, то Андрей Мирзабеков обладал и чувством юмора, и тактом.

В 1965 г. Институт был переименован в Институт молекулярной биологии АН СССР. Энгельгардт избавился от беспокоившей его обязанности заниматься действием радиации на живые клетки, хотя именно радиобиологическая тематика (как одно из направлений работы) была изначальным условием создания Института. Позднее, когда Институт биофизики АН переехал из Москвы в Пущино, из этого института к нам перешли две группы. Одна из них – физики, занимавшиеся рентгеноструктурным анализом белка во главе с к.ф.-м.н Н. С. Андреевой, ставшей позднее доктором наук. Другая группа – во главе с кандидатом технических наук Л. Б. Каминиром, занимавшаяся проблемами анализа оптических изображений (в союзе с Государственным оптическим институтом).

Вообще по поводу учёных степеней ведущих сотрудников Института следует сказать несколько слов особо. В январе 1965 г. в газете «Правда» появилась передовая статья, в которой рассматривался вопрос о подготовке в СССР научных кадров, и ИРФХБ был упомянут среди аутсайдеров. В статье было отмечено, что за 5 лет с момента организации ИРФХБ в Институте не было защищено ни одной докторской диссертации. Формально писавшие статью («передовицы» не подписывались и шли от имени редакции) были правы, но поспешили и даже несколько разозлили коллектив нашего Института. Во-первых, в только что созданном институте, работающем в области экспериментальной науки, да еще в условиях перманентного переоборудования помещений, трудно было вести экспериментальную научную работу и готовить диссертации, ибо много сил уходило на организационную и хозяйственную работу. А, во-вторых, именно в 1965 г. начались ежегодные защиты докторских диссертаций сотрудниками института. Подавляющее большинство работ, защищенных сотрудниками Института в виде кандидатских и докторских диссертаций, начинались в его новых стенах «с нуля» и, конечно, требовалось какое-то время для получения результатов работы и написания работ. Но первой докторской диссертацией, защищённой сотрудником Института, была диссертация А. А. Прокофьевой-Бельговской по совокупности её работ, выполненных в 40–50-х годах.

Дело было в том, что докторская диссертация А. А. Прокофьевой-Бельговской, посвященная цитогенетике дрозофилы, защищённая весной 1948 г., была отвергнута ВАК’ом, ибо Александра Алексеевна отказалась дополнить выводы диссертации фразой о том, что её работа свидетельствует о правильности положений «мичуринской генетики» и ошибочности хромосомной теории наследственности. Эту фразу ей предложил вставить в «Выводы» председатель ВАК Кафтанов прямо на пленуме ВАК, на котором рассматривался вопрос о присуждении ей ученой степени доктора наук в январе 1949 г. По словам самой Александры Алексеевны, С. Кафтанов обратился к ней с комплиментами по поводу её научной работы. Он сказал, что её знают как выдающего исследователя и понимают, что быстро переделать большой текст диссертации в духе положений мичуринской биологии – невозможно. Но если в выводах написать ключевую итоговую фразу, то пленум ВАК согласится присудить Прокофьевой-Бельговской докторскую степень, и даже предложил ей подумать до следующего заседания пленума ВАК. Однако А. А. Прокофьева-Бельговская отказалась от этой привилегии и заявила, что вся её работа, оформленная в виде диссертации, свидетельствует о справедливости хромосомной теории наследственности, и докторская диссертация Прокофьевой-Бельговской была отклонена ВАК’ом с формулировкой: «…представленная к защите работа не отвечает требованиям, предъявляемым к диссертациям на соискание учёной степени доктора наук». Вся эта сцена была высшим уровнем фарисейства власть предержащих, и проявлением стойкости и мужества женщины-учёного.