– А что, лично мне делать? Сейчас. Ведь я пришел, чтобы получить совет, а не спорить на отвлеченные темы.

– Попробуйте стать шариком, – тут он засмеялся, думая о чем-то своем, – странно это слышать от меня, не правда ли?

Старик исчез за книгами так же неожиданно, как и появился. Я ждал продолжения про шарик, но Джонни подтолкнул меня по направлению к следующему углу, давая понять, что здесь наша аудиенция закончена. Идя вдоль книжных полок я решил, что фраза о шарике либо ничего не означает либо намекает на мою угловатость в движениях. Я попробовал придать своей походке легкость и грацию и сшиб несколько неудачно поставленных колб. Если бы не Джонни, ловко владеющий своей единственной рукой, наш путь был бы усеян осколками и обломками.

– Дайте-ка я отдышусь, – схитрил мой сопровождающий, желая остановить столь разрушительное продвижение вперед. – с момента повешения я страдаю одышкой.

– И давно это у вас?

– Точно не могу сказать. Помню только, надоело быть повешенным – и вот я тут.

– Скучно висеть? – мне показалось, что он не склонен обижаться на шутки.

– Висеть – даже хорошо, но когда от тебя начинают отрывать части на разного рода амулеты и снадобья, это раздражает. Впрочем, я философски к этому относился и даже не возражал, когда от меня отрезали мою славную руку. Но, дать вытопить из себя весь жир – это уже слишком. Я спрыгнул с ветки и оказался в своей комнате, а потом оттуда попал сюда.

За разговором я не заметил, как мы, не спеша, подошли к другому столу. В отличии от предыдущего на нем ничего не было, если не считать листка бумаги исписанного какими-то цифрами. Листок изучал немолодой седой мужчина в темном костюме-тройке.

– За советом?

– Да.

– Думаете, мне больше нечего делать?

– Не могу вам ответить, поскольку не знаю, даже, что вы делаете сейчас.

– Дерзим!? – он откинулся в кресле и первый раз пристально на меня посмотрел. Впрочем, мне показалось, что его гнев несколько наигран, и что он, таким образом, забавляется.

– Никак нет! – в тон ему ответил я.

– Я раздвигаю обыденность, – громогласно заявил «профессор», как я его про себя окрестил, вставая со своего места. – я делаю ее дырявой.

– Как же вы ее дырявите?

– Я ищу иррациональные числа. – уже спокойным голосом ответил он и снова сел.

– Зачем.

– Я же сказал.

– А рациональные, чем плохи?

– Рациональные числа, по своей сути, являются тавтологиями – перефразированными определениями. То, что дважды два четыре заложено уже в определении числа «четыре». А вот иррациональные, всегда лишь приблизительные, числа – настоящие и приближают нас к миру истинному, абсолютному.

– Это уже подсказка?

– Не совсем. Подсказка такая: пустись по кругу.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Я уже привык к таким коротким диалогам и неконкретным советам, поэтому сразу направился в третий угол к следующему столу. Но там никого не оказалось. На столе лежали какие-то книги и исписанные листы, но хозяина не было. Это место сразу показалось мне каким-то уютным, я обошел стол потрогал книги и сел в кресло. Кресло оказалось очень удобным и я почувствовал, что моим ногам нужно немного отдохнуть. Джонни не был против этой остановки и уселся на краешек стола. Я еще раз огляделся и увидел на полу сито похожее на то, которым я пользовался в своей комнате.

– Это старинное поверье.

– Какое.

– Если просеивать отруби в определенную ночь и дверь в амбар оставить открытой, то в дверном проеме можно увидеть свое будущее.

– Интересно.

– Я тоже это делал, но ничего кроме растущей во дворе яблони не увидел.

– Значит, не сработало?

– Меня повесили на яблоне.

Образовалась неловкая пауза, и Джонни принялся рассказывать о своих родственниках. Они все погибали насильственной смертью. Половина из них была повешена, четверти отрубили головы, а остальных, как правило, убивал кто-нибудь из первых двух третей. Весь рассказ сопровождался отчаянной жестикуляцией и попыткой изобразить последнее выражение лица каждого из родственников. Потом Джонни пустился в рассуждения о плюсах и минусах той или иной казни. Себя он считал везунчиком, потому что при смерти на виселице успеваешь вспомнить гораздо больше моментов своей жизни, чем когда отрубают голову. Я возразил, что при естественной смерти от старости можно полностью вспомнить свою жизнь от начала до конца со всеми подробностями. Джонни внезапно замолчал, и по его выражению я заподозрил, что такую возможность он ранее вообще не рассматривал.