– Представляешь, борщ они нам приготовят! – восхищался Юра, копаясь в своём большом вещевом рюкзаке, когда они вернулись, нужно и переодеться, и переобуться… – Кому расскажешь, не поверят.

– Ты как? – Анна, брезгливо морщась, обнюхивала свою майку, тринадцать километров по горам – это, скажу я вам… – Я тут в туалет поднялась по тропинке… чуть не сдохла.

– Чего же ты хотела?..

– Ничего я не хотела! Меня это беспокоит! (Господи, зачем я сюда припёрлась…) Я нигде и никогда не сдыхала! Слышишь, Серов? Ни-где! И ни-ког-да! А как на 5895 будет?! – Она зло сунула майку в пакет для грязного белья. Нет, не так она себе представляла этот поход, совсем не так. – Чего молчишь?! А? Помыться бы…

– Не-е-е-е. У меня лёгкая головная боль. «Лёгкая и ажурная…» Бред какой… Болит, но не сильно. И одышка… Помыться, говоришь…

Помыться – проблема. Но Юра сэкономил на себе тёплой воды и отдал её всю Анне.

Интересно, размышлял Серов, умываясь в ручье, а как ощущали себя те девчонки из Тольятти на Эльбрусе, живя в палатках целую неделю33?

Вечером до заката они гуляли по базе. Акклиматизировались. Фотографировали. Красота же кругом несказанная! Юра пару раз примеривался снять закат, но ракурс был явно не тот. И всё-таки горы не из этой реальности, не из нашей. В нашей всё обыденно, серо и грустно: серый асфальт, серые многоэтажки, серый смог, толпы хмурых, невзрачных, серых и грустных людей… А в горах… В горах всё не так!

Солнце закатилось быстро, и, как обычно бывает в горах, тут же стало темно. На ощупь добравшись до столовой, Юра и Анна встретили русских девчонок, которые только пару часов назад вернулись с вершины. Уставшие, с тёмными кругами под глазами, но победители, они шумели, веселились и были счастливы. «В Непал! – кричали они и хохотали. – Снова в Непал!» Юра с Аней молча завидовали.

На ужин действительно принесли борщ. Вполне приличный. Даже вкусный! Сметаны только не хватало. В Африке, за экватором, на высоте 3720 – вкусный борщ… То ли сон, то ли коллективные галлюцинации… Анну, кстати, уже с головой накрывало горняшкой, и аппетит у неё пропал, Юра пока ещё ел и нахваливал.

– …Борщ! Кому расскажешь… – дожидаясь медосмотра и ковыряя в зубе зубочисткой, Юра тормошил зеленеющую на глазах Анну. – Холодова, а Холодова, ты умеешь готовить борщ?

– Отвали, Палыч! Не могу, тошнит…

– Да ладно. Стошнит – полегчает… И вообще, горняшку нужно переживать активно! Тебя от неё тошнит, а меня, может, на разговоры тянет… Терпи. – (Аня закатила глаза.) – Варил я как-то борщ в Киеве… Слышишь? В Киеве, говорю, варил. С Софико в 84-м летом летали. К Славке на квартиру. Он до Чернобыля в Киеве жил. Сами старшие тогда были в отпуске, в Самаре, а мы в пустую квартиру нагрянули. Неженатые были. Сама понимаешь… Но по ресторанам не ходили… Студенты… Денег нет. И вот в один из вечеров в качестве праздничного блюда я придумал борщ! Как потом выяснил, это у нас фамильное, от бати… Пошёл, значит, на рынок, купил свинины с костью. Настоящий украинский борщ, Холодова, только из свинины. Запомни! Взял, значит, свежей капусты, морковки, свёклы, картошки, лука, чеснока, красного болгарского перца, пару здоровенных, вот таких! сочных помидоров и кучу зелени. Сметаны тоже взял. И сала! Да-а-а-а…

Мясо на борщ варится часа полтора, не больше. Свинина же. Пока варится мясо, готовишь зажарку. Режешь соломкой свёклу и на сковородке с разогретым растительным маслицем обжариваешь. Слегка. Потом морковки. Ещё обжариваешь и заливаешь несколькими ложками бульона, накрываешь и тушишь на медленном огне.

Пока варится мясо и тушится свёкла с морковью, чистишь картошку. Картошка должна быть старая. Обязательно! Новая в борщ не пойдёт. Не то! Режешь молодую капусту, картошку. Чистишь лук. Жидкость тем временем из зажарки выкипает, добавляешь лук. И внимательно следишь, чтобы лук не подгорел! Не дай Бог! Иначе всё испортишь. Когда лук слегка обжарится, добавляешь чищенных и нарезанных помидоров… Один помидор! Если он нормальный, если крупный, один. Я взял крупных. И столовую, а можно даже две ложки сахара, чем-чем, а сахаром борщ не испортишь. Опять накрываешь крышкой и оставляешь тушиться.