Мне стало понятно: девчонок поили чем-то дурманящим разум и успокаивающим. Чтобы не психовали лишний раз, а то вдруг у буйствующей переселенки все же прорвутся силы. Местные перестраховывались, добавляя «узбагоин». Вдобавок я поняла еще кое-что: Лена так же замечала нестыковки в своем новом теле, но разум уже принял эти изменения под действием того, что подсыпали в еду.

Вопрос оставался в другом: что думают такие, как Станислава. Если их не получилось напоить и одурачить?

– А еще какие-нибудь странности бывают? – спросила я. – Хотя тут все странное…

Лена задумалась. Покачала головой, а после будто передумала и ответила:

– Мне кажется, что некоторые из девочек пропали… – тихо прошептала она. – Но я не уверена, потому что так кажется только мне. Иногда я думаю, что они мне тоже приснились. Может, и не было их тут никогда. Кира и Маша… Про них никто, кроме меня, не помнит…

Я сглотнула.

В горле как-то неприятно пересохло.

– Наверное, приснилось… – согласилась я.

– Наверное… – согласилась Лена и зачем-то осмотрелась по сторонам. – Так что не бери в голову! Но на всякий случай знаешь, если вдруг пропаду я…

Она встала с кровати и отодвинула подушку, обнажая изголовье, где на деревяшке было выцарапаны четыре буквы ее имени.

– Мало ли… Вдруг тебе тоже покажется, что я была сном.

Вот это было совсем нехорошо. При всей своей веселости и наигранности Лена явно боялась растаять как дым в чужих воспоминаниях. При этом уговаривала саму себя, что все вокруг ерунда – и гадость, которую подсыпали в еду, и запертая комната, в которой нас держали, и сам «отбор невест» в целом.

Ночью, когда Лена уснула, я тихо выцарапывала на изголовье своей кровати ножом имена.

Свое, Виктора, Седвига, Лысяша, Мишеля, Зелени, Гранта, Шериллы… всех, кого могла вспомнить.

Не знаю зачем, но на всякий случай.

А утром, после завтрака, где я давилась яблоками и притворно съела ложку каши (чтобы потом выплюнуть), нас отвели в сад – на прогулку.

Даже заключенным полезно дышать свежим воздухом.

Зимний сад с узкими тропами в сугробах был похож на бесконечный лабиринт. Казалось, девчонки разбрелись кто куда, но на деле я постоянно ощущала на себе их взгляды. То одна, то другая попадались на моем пути, смотрели, чего-то ждали. Наверное, когда появится мой ментор, который должен по всем привычным раскладам выдать мне дары.

Вот только Харлинг задерживался.

Я начинала нервничать, тем более что другие менторы так же прогуливались по саду, только старались держаться подальше и от меня, и от остальных. Даже от «своих».

Временами я замечала, как то одна, то другая девица предпринимали попытки подойти к одному из мужчин, заговорить. Те демонстративно отворачивались, уходя в глубины зимних дорожек.

Некоторые все же расщедривались на несколько фраз, обрывки которых до меня долетали:

– У меня для тебя ничего нет. И сказать тебе нечего. Уходи!

– Вы нас бросили! Совсем?!

– Уйди, я тебе сказал. Иначе не поздоровится! Сгинь!

Самым общительным на этом фоне казался алкоголик Лены. Тот никуда не ходил, не бороздил просторы снежного лабиринта, а, привалившись к спинке одной из множества лавочек, счастливо смотрел в небо, напевая что-то под нос в пьяном угаре.

– С утра выпил – день свободен, – пробормотала я, проходя мимо и невольно вдыхая спиртовое амбре.

Пьяница скосил на меня взгляд, прозрачный и равнодушный.

Я уже ушла дальше по тропинке, как в спину донеслось:

– О, белочка! Ты пришла.

Невольно обернулась, чтобы увидеть, как пьяница говорит с кем-то невидимым и достает из кармана какие-то крошки, оставшиеся с завтрака.

– Иди сюда… Я тебе принес…