Лена ткнула меня локтем в бок.

— Смотри! — восторженно выдохнула она. — Сейчас будет магия! Прикинь, самая настоящая!

Она восторженно смотрела в центр пустой тарелки, пришлось поступить так же в ожидании «чуда».

Раздался тонкий звон колокольчика, и по залу пронеслись восторженные ахи. Тарелки сами по себе наполнились едой, кубки — напитками, на столах появились большие блюда с яблоками и запеченной дичью.

— Это что, скатерть-самобранка, что ли? — не сдержала удивления я.

Раз магия не работала, значит, колдовать тут никто не мог. Значит, логично было бы предположить, что дело в артефакте.

— Или домовые-эльфы! — хихикнула девчонка в очках, сидящая по другую руку от меня. — Ты что, Гарри Поттера не читала?

На ее рыжей голове были заплетены причудливые косы, сооруженные в замысловатый узор. Тонкая работа. А еще я заметила, что рыжая была одной из немногих, кто не носил платок.

— В приюте как-то не до таких книг было, я больше по учебникам, — покачала головой я. — Но я много слышала.

— Тоже сирота? — задала следующий вопрос девчонка и поправила сползшие очки, причем спросила с интонацией скорее констатирующей, нежели вопрошающей.

— Почему тоже?

— Удивительное совпадение, — ответила рыжая. — Все девушки в этом зале так или иначе одиноки. Либо сироты, либо стали такими недавно, есть даже одна молодая вдова. Ни близких подруг, ни родителей, ни мужей... Никого, кто бы стал нас оплакивать и искать после исчезновения.

Она вновь поправила сползшие на нос очки, при этом поморщившись, так как очки вновь норовили свалиться, словно были не по размеру. В отличие от многих, кто уже активно пережевывал еду, ни она, ни я к своей тарелке еще не притронулись.

— Эмма, — протянула руку я для знакомства.

— Станислава, — спокойно и сурово ответила девчонка, и мои глаза невольно расширились от удивления.

— А как же правило четырех букв?

— Пусть в задницу себе его засунут, — выругалась рыжая. — Я свое имя по глупым правилам менять не собираюсь. Либо их цесаревич запоминает, как меня зовут, либо нам не по пути.

Такая позиция заслуживала уважения, в разговор тем временем влезла Лена.

— Меньше болтайте, — одернула она с набитым ртом. — Время идет, еда скоро исчезнет. Будете голодать.

— Не исчезнет, — Станислава говорила уверенно. — Я высчитала циклы. Сегодня предположительный четверг, по четвергам обед задерживается, а твой ментор умудряется напиться сильнее обычного и скоро начнет петь. Были бы у меня часы, то я бы предположила, что до песен осталось... Три... два... один...

— Из-за острова на Стрежень, на простор речной волны... — раздался над залом протяжный тенор, я заозиралась, чтобы найти взглядом поющего.

Им оказался пожилой старик самого наиалкогольного вида, с красными щеками, носом, взглядом осоловелым, но веселым, а еще бодро затягивающим песню дальше.

— Чтобы не было раздора

Между вольными людьми,

Волга, Волга, мать родная,

На, красавицу возьми!

Мощным взмахом поднимает

Он красавицу княжну

И за борт ее бросает

В набежавшую волну...

— Испанский стыд... — прошептала Лена, сползая под стол. — Вот он мне никто, я его знать не знаю. Но почему делает он, а стыдно мне?

Ответа у меня не было, но чувства почему-то я испытывала схожие. Я нашла взглядом Харлинга, который без отрыва смотрел на меня. К своей тарелке он, похоже, так же не прикасался.

— А когда можно будет поговорить с моим ментором? — спросила я у соседок.

— По утрам, когда прогулка, если ментор захочет, он сам явится в сад, где мы гуляем, и принесет дар, — отозвалась Станислава. — Обычно поначалу менторы всегда приходят. Сарафаны приносят, платки. Уверена, твой завтра принесет что-нибудь. А потом их видно все реже и реже. Своего я только на приемах пищи и вижу. Вон сидит, разожрался.