— Вы сказали, что если оба двойника умирают одновременно, то после переселения остается самая сильная личность, — заговорила я. — Но падение с лошади не было серьезным, раз из последствий одна шишка. Так почему умерла Эмма?

Магистр нахмурился, видимо я задала верный вопрос.

— Вероятно, Эмма не хотела жить, раз залезла на лошадь и пыталась сбежать от свадьбы. Иногда этого достаточно… Мишель, я ведь прав? Эмма наверняка в последние дни находилась в подавленном состоянии.

— Не сказал бы, она, наоборот, вела себя довольно активно, — ответил мальчишка. — Постоянно злилась, разбила несколько сервизов из коллекции маминого фарфора. А после заявила, что помолвка состоится только через ее труп.

— Вот видишь, Вероника, — будто это успокаивало, произнес магистр. — Ощущать чувство вины — это естественно, но ты точно ни в чем не виновата. Просто твоя жажда жить оказалась сильнее, чем у Эммы.

— Так легко… — ответила я. — Вы так спокойно говорите, вам ее совсем не жалко? А ты, — ткнула пальцем в мальчишку. — У тебя же сестра умерла, где скорбь?

В моей голове уже потихоньку выстраивалась картинка нового мира. И что-то уже укладывалось, а что-то нет.

Например, стало понятно: магистру в принципе безразлично, кем была Эмма. Ему интересна я и некая сила, которая у меня появилась.

С отцом Эммы Станиславом тоже все ясно. Точнее, почти ясно. Он плевал на дочурку с высокой колокольни, считая ту избалованной девчонкой, и желал выдать замуж. Когда все пошло не по плану, а именно появилась я, вначале решил, что это проделки Эммы, а потом легко вычеркнул ту из жизни. Нет у него больше дочери!

Козел!

И мать.

Я вспомнила женщину около постели. Нервную, суетливую, с бегающими глазами, вот кто действительно достоин сочувствия.

Пусть мы общались всего несколько минут и я даже не знаю ее имени, думаю, она точно будет горевать об исчезновении кровинки.

И мальчишка Мишель с по-прежнему нехарактерным выражением лица для ребенка на вид десяти лет, а казалось, ему целая сотня. Где надутые губы из-за обиды на безвременно почившую сестру? Где скупые слезы? Ну хоть что-нибудь из нормальных реакций на смерть близкого человека?

— Мы мало общались, — сдержанно ответил парнишка. — Нам не о чем было разговаривать. Слишком разные интересы, слишком большая разница в возрасте.

Я заломила бровь.

— Лет восемь? Разве это разница? Нет, понимаю, она вряд ли меняла тебе пеленки, но все же! Это твоя сестра!

— Пятьдесят восемь, — поправил меня парень. — Я несколько старше, чем кажусь. Это долгая история, я бы не хотел разговаривать об этом.

Мои глаза округлились.

Какие пятьдесят восемь? Да он же на вид из-за стола вчера выполз.

— Вероника, — прервал мои вопросы магистр. — Обо всем потом, время в нашем мире не всегда течет так, как ты привыкла. Сейчас важно другое — подготовить тебя к перемещению в академию. Мишель, можешь собрать вещи сестры? Думаю, они пригодятся Веронике в академии.

Мальчишка кивнул и покинул комнату.

— Пока у нас есть несколько часов, позволь тебя еще расспросить, мне важно понять, что ты из себя представляешь и каковы твои умения.

Следующий час я все так же провалялась в кровати, но активно отвечая на вопросы.

Так Стефаниуса несказанно обрадовало, что я неплохо знаю математику и физику своего мира и что поступила на экономический факультет. Имею неплохие познания в истории, начитанна, но выяснились и минусы.

Например, я, как и Эмма, не умела ездить на лошади.

— Это станет проблемой? — спросила я.

— Научишься, возможно, не сразу, — пообещал Стефаниус. — Куда хуже обстоят дела, когда переселенец не умеет ни писать, ни считать. Вот это проблема.