– Я думаю, исчезновения Эндрю Букера и Вэнди Покс…

– Лысой девочки? – перебила Поппи.

– Да. Её. Я думаю, их исчезновения связаны, несмотря на то что между ними прошло четыре года.

– Как? Вэнди Покс не пропала бесследно, как Эндрю Букер! – напомнила Поппи, желая в первую очередь убедить саму себя. – Ты же сам говорил, что она нашлась.

– Не в этом дело. И да, ты права, но оба исчезновения случились между одиннадцатью вечера и полуночью, в пятницу.

– Известно, как Вэнди Покс оказалась в лесу? Она и так там была? Или её… ну, знаешь, отвели туда?

Эразмус помотал головой и сделал пометку это выяснить.

Что-то ещё не давало покоя Поппи…

– Тебе не кажется, что эти две статьи про Эндрю в одной и той же газете вместе выглядят… как бы это сказать… неделикатно?

– Мне кажется, это очень странно.

– В одной мама умоляет сына вернуться домой, а в другой Музыкальное общество откровенно с ним прощается.

Эразмус резко встал и заглянул за плечо Поппи.

– Что такое? – спросила она.

Мальчик схватил её за запястье и завёл себе за спину.

– Ну хватит! – возмутилась Поппи, выдирая руку.

– Тихо! – прошипел Эразмус, и она неохотно послушалась.

И Поппи услышала голоса. Тихие голоса, доносящиеся из-за угла церкви. Эразмус присел за живой оградой и настойчиво потянул Поппи за кофту, чтобы девочка последовала его примеру. Она опустилась рядом с ним на колени.

– Что они…

Эразмус закрыл ей рот ладонью.

– Спасибо тебе большое, Саймон, – донёсся женский голос.

Поппи посмотрела в просвет между листьями. Оказалось, что говорила женщина-викарий. Она придерживала открытой дверь в церковный зал. Её белый воротничок слегка перекосило, на лицо падали выбившиеся из причёски пряди волос. Она убрала их за уши.

– Да не за что, Сью, – пробормотал подошедший к двери раздражённый мужчина с шелушащейся кожей. – Этой старушке нужно немного внимания и заботы. – Он кивнул на неаккуратно подлатанную черепицу на шпиле над ними и насквозь проржавевший водосточный желоб.

– Ну, – вздохнула Сью, – я всё ещё пытаюсь внести её в список памятников архитектуры, так мы сможем добиться дополнительного финансирования и сделать ремонт, но этот город не настолько стар и интересен. Я уже не помню, когда сюда кто-то переезжал. Я занимаюсь никому не нужным делом в никому не нужном городе.

Саймон оглянулся себе за спину.

– Шевелись!

К нему подошла маленькая девочка в шапке и дернула за рукав.

– Это она! – беззвучно сказал Эразмус Поппи.

– Кто?

– Вэнди, ещё раз так сделаешь, и я точно взорвусь! – гаркнул Саймон на девочку и почесал сухую кожу на локте.

Поппи замерла. Это была Вэнди Покс.

– Отведи её внутрь, – поспешила предложить викарий. – Хочешь пить? Я заварю чаю.

– Давай, – вздохнул Саймон, закрывая за собой парадную дверь церкви.

Поппи повернулась к Эразмусу, но он уже стоял на обломках каменной кладки и без малейшего стеснения подсматривал в щель между шторами в окно церковного зала. Поппи на четвереньках подобралась к нему, переставляя руки и ноги в такт колотящемуся сердцу.

Эразмус прижал палец к губам, не дав ей озвучить своё негодование.

– Да, – они услышали, как вздохнула викарий. – У моего Уильяма волосы такого же цвета.

Поппи прижалась к стене и, затаив дыхание, тоже заглянула внутрь.

Девочка в шапке сидела на стуле рядом с отцом. Её ноги не доставали до пола, но она ими не болтала. Викарий с тревогой всматривалась в глаза девочки.

– Когда это началось? – спросил Саймон, отпивая чай. Губы у него тоже были сухими.

– Две недели назад. – Викарий упала в офисное кресло и стянула воротничок. – Началось всё с глаз. Он постоянно жаловался, что они зудят. Затем они покраснели, и у него начались проблемы с речью. Я не сразу заметила, что цвет его глаз потускнел. Я просто думала, что они не блестят, как обычно. Затем где-то три дня назад я наконец увидела, что они сереют, становятся светлыми, как волосы его отца.