Она положила мою руку себе на грудь, и я едва удержался, чтобы не сжать пальцы, застыв в немом оцепенении. Её же ловкие пальчики уже немного пробрались под сорочку в разрез между пуговицами и, вовремя остановившись, потянули за край на себя. Опьяняющий аромат мускуса, исходящий от ключиц, почти напрочь лишал рассудка и сводил с ума.

Искушение поцеловать стало нестерпимым. Оглушающим. Колоссальным. Я даже испугался, насколько огромным было стремление сделать это. Ещё никогда прежде я не сталкивался с таким притяжением.

Воздух вокруг сгустился, превратился в кисель и стал совершенно непригодным, для дыхания. Свет померк, будто кто-то невидимый погасил все звезды на потолке. И в этом мраке осталась только она. Молли. Сидящая передо мной. Сияющая сильнее тысячи звезд и страстно умоляющая сделать то, о чём я мечтал последние полтора года, с момента как впервые увидел её в баре, в том длинном чёрном платье и с круглым пенсне на носу.

Я придвинулся к ней ещё ближе и замер. Приблизился настолько, что между нами не поместилось бы и обычное стекло, если бы оно вдруг там оказалось.

Молли не дышала, и я видел, как дрожат её губы. Соблазн преодолеть это ничего не стоящее расстояние и, наконец-то ощутить, каковы на вкус её поцелуи, был слишком мощным. Тысячами крошечных молоточков он колотил по коже изнутри всех чувствительных мест, всё ближе подталкивая к ней.

– Хватит дразнить меня, Крошка… – голос совсем подвёл, и я замолчал не в силах говорить дальше.

Молли, замершая в напряжённом ожидании, как пантера, готовая наброситься на меня в любой момент, и которую я желал с первой минуты нашей встречи, сидела до невозможности близко и сводила с ума. Кажется, она тоже не дышала. Я слегка сжал её небольшую грудь, всё еще уютно устроившуюся у меня в ладони, и со стоном убрав руку, погладил её по плечу.

Ругая себя всеми последними словами, которые только мог вспомнить, я произнёс:

– Однажды я обязательно сделаю это, – обречённый тон почти обжёг горло. – Но сейчас нам нужно подумать о твоей безопасности.

Отстранившись и встав с дивана, я позорно бежал в другой угол комнаты. Ток крови бухал в ушах нестройным барабанным боем. В брюках всё аж дымилось и казалось, вот-вот взорвётся.

Лязг металлических шпор говорил о, том, что Молли идет ко мне. Рука заскользила по моей спине, ощупывая пиджак, и остановилась на плече. Спустя мгновение она уже прижималась ко мне сзади.

– Прости меня.

– За что? – недоумение заставило бровь ползти наверх.

– Прости меня… – снова повторила она. А затем, обняв за талию, и прижав к себе ещё сильнее, прошептала тихое, – за это…

Щелчок замка заставил вздрогнуть обоих. Дверь распахнулась нарочито медленно и предательски тихо.

– И что это тут у нас происходит? – ледяной тон тягучего бархатного голоса вошедшего, заставил вздрогнуть ещё раз.

Благородное лицо нежданного гостя было напряжено и его выражение сулило лишь крупные неприятности.

– Н-ничего… – протянула Молли, и словно по команде, отстранилась от меня и отошла в сторону. – Не надо, Джонатан, он ничего не сделал!

В комнату вошли ещё четверо. Одинаково обезличенные, как болванки, фигуры в чёрных костюмах встали за спиной у Коробочки, сцепив руки спереди, будто прикрывая самое дорогое.

– Пожалуйста, Джонатан, – протянула Молли, подойдя к нему несмелым шагом. – Он прошёл твою проверку и устоял.

Девушка прильнула к нему, обняла так же, как ещё совсем недавно обнимала меня и погладила его по гладко выбритой щеке. Поднявшись на цыпочки, она потянулась к нему и начала целовать. Долго и страстно.

– Я всегда буду только твоей, – дрогнувшим голосом прошептала она, едва оторвавшись от его губ. – Рокстоун тебе не соперник… – ещё один поцелуй, ударом ножа оставил на сердце очередную рану. – Он никогда не осмелится. Отпусти его.