– Откройте, пожалуйста. Я из управляющей компании. Вы соседку заливаете, – громко проговорил Глеб.

За дверью зашуршало, зашамкало. Хрустнул замок. Обитая дерматином деревянная дверь открылась, и Глеб зажмурился, настолько усилилась вонь. Пришлось сделать два шага назад, но смрад сочился из квартиры почти видимым приторным туманом. Внутри было темно, но Глеб разглядел грязные подтеки на пожелтевших обоях.

В дверном проеме стояла женщина. Седые немытые волосы собраны в пучок. Несколько прядей прилипли к потному лицу. Хорошо различимые под одной только ночнушкой груди болтались до самого живота. Бледная кожа на лице одрябла, отчетливо выделялся второй и даже третий подбородок. Олечка, должно быть, это была именно она, выглядела напуганной.

– Здравствуйте, – дежурно поприветствовал Глеб. – Что у вас там происходит? Почему заливаете соседку?

Он слегка наклонился, заглянул поглубже, но смог разглядеть только заваленный хламом коридор. Дверь в кухню была плотно прикрыта, из щели у самого пола сочился пар.

Олечка запричитала:

– Ой, а вы кто? – испуганное выражение тут же сошло с ее лица. Она поджала губы и прищурилась. – А где Зариб? Вы по какому праву ломитесь?

– Зариб занят. Можно квартиру осмотреть? – Глеб хотел было протиснуться, но вонь стала невыносимой, желудок резко дернулся, во рту появился горький привкус желчи.

Глеб отступил. Нет уж, надо брать Зариба и респиратор. А то вдобавок к этой мерзости появится лужа блевотины. Он зажал нос рукавом.

– Слушайте, уберите сейчас же все. А то придется вызвать полицию, понятно? – собственный голос звучал надсадно и гнусаво, угроза вышла жалкой. Тем более Глеб и сам в нее не верил. Проще уж вызвать демона, чем служителей правопорядка.

Но на Олечку его слова подействовали.

– Не надо полицию! Павлушка все уберет. Павлушка! – заверещала она, повернув голову.

Из угловой комнаты показался тощий, согбенный мужичок. Маленькими детскими шажочками он посеменил в сторону кухни, открыл дверь и юркнул за нее. Но Глеб успел разглядеть, что весь потолок затянут пленкой, на которой образовался слой коричневой жижи. А пол заставлен обрезанными пятилитровыми канистрами. В одном месте с потолка свесился вязкий кусок, напоминавший холодец. За несколько секунд до того, как Павлушка закрыл дверь, кусок оторвался и со шлепком упал в канистру.

Глеб снова посмотрел на Олечку. Как есть чокнутые. А таких выселить непросто. Стоит ли связываться?

– Если будут поступать жалобы от Клавдии Михайловны, имейте в виду, придется обратиться к участковому, – предупредил он еще раз.

Олечка закивала, по-куриному закудахтала.

– Да, да, да. Конечно, конечно, – и прикрыла дверь.

Глеб вышел к лестнице и только тогда убрал локоть от носа. Продышался.

– Господи, – вырвалось у него. – Что за уроды.

– Ну как тебе? – дед все так же стоял у окна. Уже не курил, просто наблюдал.

Глеб спустился. Нажал на кнопку вызова лифта.

– И давно они здесь живут? – спросил он больше из вежливости.

– С самого начала и живут. И каждый месяц варят.

– Что варят? – не понял Глеб.

– Я же сказал. Выварень. Ты, если захочешь разобраться, заходи. Я в пятьдесят первой живу, в коридоре напротив.

Глебу хотелось как можно быстрее выбраться из этой клоаки на свежий воздух. Ему стало казаться, что одежда, волосы, кожа впитали гадкий запах. Или сюда тоже проникла вонь? Он заглянул за угол шахты. Вокруг дверцы мусоропровода кружили мухи. Жирные, тяжелые, они сновали по запекшейся бурой корке, покрывающей клапан. Шум из форточки приглушал гудение сотен крыльев, но Глеб чуть ли не кожей ощущал их вибрации. А вот старику мухи, похоже, совсем не мешали. Да и он их не интересовал, а может, дым от папиросы отпугивал докучливую свору.