Папа – главный редактор газеты «На вахте»

Собственно убежища как такового в домах не было. Напротив нашего корпуса через дорогу остался старинный особняк, в котором располагался райком партии большевиков, а за ним сохранился огромный сад прежних владельцев. В этом саду солдаты Горьковского гарнизона вырыли несколько длинных траншей (глубоких – в рост человека; их звали почему-то «щелями»), сверху их накрыли бревнами и присыпали землей. В щели вели деревянные ступеньки, убежища закрывались массивными дверьми, и вдоль стенок были врыты в землю длинные скамейки. Внутри горели электрические лампочки, но всё равно находиться там было страшновато, было холодно и сыро. Всем жильцам предписывали спускаться в эти убежища, как только раздавался сигнал сирены.

В том же райкомовском садике разместили артиллерийскую батарею. Когда она начинала бухать, земля в щелях подрагивала, и это было особенно страшно.

Чтобы сверху немцы не могли по свету окон определить, где точно расположены дома (особенно высокие, как наши Дома Коммуны), с наступлением сумерек все жильцы были обязаны завесить окна светонепроницаемыми шторами. У нас над окнами укрепили свертывавшиеся с помощью шнуров, склеенные из нескольких слоев черной бумаги плотные экраны. Нужно было отвязать веревку от вбитого внизу у окна мощного крюка, и эта конструкция разматывалась и затемняла окно.

Среди мальчишек во дворе всё время циркулировали легенды о том, что какие-то немецкие шпионы в соседних от нашего района домах нарочно оставляли окна освещенными, и немцы тут же бомбили эти районы. Вообще слухов о шпионах было много, мне кажется, что их нарочно запускали чины госбезопасности, чтобы подстегнуть жителей беспрекословно выполнять приказы властей. Конечно, не все жильцы нашего дома убегали в «щели» при звуках сирены. Но вскоре по квартирам стали ходить люди, которых называли одним собирательным словом – «уполномоченные», одни проверяли наличие светонепроницаемых штор, другие выявляли тех, кто оставался дома во время тревог.

Вскоре среди жильцов были созданы бригады (преимущественно из молодежи), которые с началом тревоги поднимались на крыши, вооружались длинными металлическими щипцами (в рост человека) и готовились хватать упавшие на крышу зажигательные бомбы. На крышах установили большие ящики (более метра шириной) с песком, и, схватив щипцами дымящуюся зажигательную бомбу, надо было быстро перенести её в ящик, чтобы огонь не распространился по дому. Мой старший брат года с 1942-го или 1943-го (он родился в январе 1930 г.) сумел каким-то образом войти в состав этих бригад и каждый раз бежал прямиком на крышу, не слушая криков мамы, которая хотела бы, чтобы он спускался с нами в «щель».

Мы натягивали на себя всё теплое и бежали по ступенькам вниз (лифты во время войны были полностью обесточены и заперты, поэтому приходилось теперь подниматься и опускаться только по лестнице).

Все стекла в окнах были проклеены наискосок плотными полосками бумаги на расстоянии друг от друга сантиметров в 15, чтобы в случае, если взрывная волна достигнет стены дома, выдавленные волной стекла не поранили людей внутри квартир.

Неподалеку от нас, на площади Минина и Пожарского, в скверах были установлены огромные прожекторы, обнесенные загородками, на самой площади и в Кремле появились зенитные батареи, и как только немецкая авиация настигала город, эти прожекторы начинали бороздить небо, выслеживая бомбардировщики, а зенитные орудия по ним стреляли. Лучи яркого света с разных сторон прорезали темноту ночи и всё время двигались, так что небо было разделено на ромбы. Кроме того, небо прорезали во всех направлениях трассирующие пули. Лучи прожекторов безостановочно перемещались, и получалось так, что ромбы всё время сдвигались вправо и влево, вперед и назад, и как только в их свет попадал самолет, лучи света замирали на нем и вели его по небу. Зенитчики пытались попасть в самолет из своих орудий. Тут же можно было видеть, как к этим большим, но относительно тихоходным самолетам устремлялось несколько быстрых и юрких самолетов поменьше. Они начинали охотиться за массивными самолетами, и мы считали, что это советские истребители. Один раз мы были с мамой на общей кухне, выключили свет и следили за перемещением лучей прожекторов. Вот они, наконец, поймали немецкий бомбардировщик, мы увидели наши истребители, а потом вдруг из немецкого самолета брызнуло пламя, повалил черный дым, и самолет стал падать, всё ускоряясь, на землю. Мы кричали от радости, что наши сбили фашистский бомбардировщик.