Собственно говоря, всё так и произошло.

Лариса глазела на меня во все глаза, это маленькая девочка, голубоглазая, с прямыми волосами и длинным носом, как у Буратино, я, конечно, смеюсь, потому, что это мама так её описала, но мне она очень понравилась.

Весёлые глаза, очень хорошая речь, и ясные мысли.

Поедая мороженое, я спросил про приведения, и она без остановки говорила про них целый час.

Тут я стал понимать, что дело-то серьёзное, и избавить её от этой мечты, стать охотницей за привидениями, будет очень нелегко, да и не нужно.

Вечером мы созвонились с мамой, Я высказал свою мысль, что избавлять Девочку от её мечты не в моих правилах.

– Но она же должна как-то встать на ноги, зарабатывать, состояться?!– воскликнула мама.

– Мне кажется, я придумал,– сказал я, прихлебывая громко горячий чай.

– Пусть у Ларисы будет две мечты, и обе они сбудутся.

– В школе, она как-то мечтала стать пожарным, – сказала мама, – вот пусть она станет пожарным.

– Я не знаю, стоит ли ей становиться пожарным, ведь всё-таки это не женская специальность.

– Не совсем пожарным, пусть она станет пожарным инспектором, потому что она видела пожарного инспектора у меня на работе, когда маленькая сидела у меня в кабинете после садика, и ей очень понравилось его работа. Думаю, она подтвердит, что пожарный инспектор – это ей по душе.

Лариса подтвердила при нашей следующей встрече.

Дело за малым: нужно переписать программу на два желания.

И, наверное, придётся в два раза больше сеансов провести.

Но зато ребёнок останется счастливым.

А привидение, если таковые найдутся, пусть побаиваются этого ребёнка: Лариса не даст им убежать.

В отеле Я спросил: "Есть ли у вас тут привидения?"

Уверен, они надо мной смеялись потом, когда я улетел.

«Чокнутый профессор», это они потом рассказывали про меня.

Даже странно: желание ловить привидений возникло у ребёнка, а «чокнутым профессором» стал я.

Глава 25.

Писатель.

На работе многие видят, что я пишу какие-то заметки. Но я всем говорю, что это «диссертация».

И пишу я её долго, уже, несколько лет, а для чего, сам не знаю.

Даже стали меня называть «писателем», потому что я всё время что-то пишу. Пишу именно ручкой в тетрадях, а не печатаю на компьютере.

Кстати, очень интересно писать рукопись: покупаешь сразу десяток тетрадей и ручек, а они все китайские и хватает их буквально на неделю.

Ну, короче, я "писатель".

О научной моей деятельности я мало кому рассказываю, потому что нет желания.

Ну, так вот, так как мало сейчас писателей знакомых у людей, то стали обращаться ко мне за советами: как писать, как это всё происходит, знаком ли я с издателями, с корректорами, с редакторами, может быть я знаком с теми, кто наберёт на компьютере текст. Я в, основном, отбрехиваюсь.

А тут обратился данный знакомый. С просьбой посодействовать.

Степан уже не молод, ему пора писать мемуары.

Но он в этом полный профан, с его слов.

Я посмеялся и говорю:

– Конечно, помогу,– а сам смотрю проникающее, пытаюсь понять глубину его желания,

– Приходи ко мне в гараж.

Он приехал на новом Ситроене. Вернее, Ситроен то старый, но это новая машина для него. Терминологию я не буду уточнять, думаю, что всем понятно.

Я посмеялся над его желанием ездить на Ситроене, он, конечно, поворчал, но так как я ему нужен, то он не стал конфликтовать.

Вкратце, суть его проблемы в том, что он не знает, как начать книгу.

Даже не понимает о чём её написать

– Зачем тебе вообще книгу-то писать?

– Возникло какое-то странное желание оставить хоть что-то о себе.

– Ты же не генерал, не учёный, не поэт (хотя про поэтов часто никто не знает, что они там пишут по ночам в засаленные тетрадочки). Кому могут понадобиться воспоминания о тебе?