Жунье собрала со стола посуду. Сяося заварила чай, поставила перед Шаопином кружку и защебетала:

– Мы с тобой из одной деревни, ты, если чего, забегай к нам посидеть. Я за семнадцать лет ни разу не была в нашей деревне. Вот было бы здорово поехать с тобой и Жуньшэном в наше Двуречье! Я, кстати, учусь в десятом «Б». Жуньшэн тут рассказывал, что из деревни приехали еще двое ребят, они в десятом «А». Так я их даже не знаю – вот, скажи, безобразие!

Сяося, открытая, смеющаяся, говорила с идеальным произношением. По ней сразу было видно, что она не забитая деревенская простушка.

Шаопин заметил, что блузка у нее застегивается на мужскую сторону, и очень удивился. Он продолжал стоять перед столом, сгорая от неловкости. Когда Жунье отнесла посуду на кухню и снова вернулась в комнату, Шаопин выпалил:

– Если нет ко мне вопросов, то я, наверное, пойду…

Жунье угадала его смущение и с улыбкой ответила:

– Погоди, мы еще не поговорили!

Тут только Шаопин вспомнил, что она звала его для какого-то разговора. Жунье, словно бы почувствовав, в чем состоит затруднение, поспешно добавила:

– Ладно, давай я тебя провожу, а по дороге поговорим.

– Чаю бы выпил, – вставила Сяося, пододвигая ему чашку.

– Нет, не буду! – нескладно, по-крестьянски ответил он.

Сяося засмеялась, обнажив белоснежные зубы:

– Выходит, зря я тебе наливала!

Шаопин почувствовал, что в ее насмешке не было злобы, а только дружеская поддевка, но от этого смутился еще больше. Он покраснел до ушей и не знал, что сказать. Сяося, увидев, что творится с Шаопином, с улыбкой кивнула и вышла.

Шаопин побрел с Жунье обратно к школе. Спустя какое-то время Жунье внезапно спросила:

– Ты в эту субботу поедешь домой в деревню?

– Поеду, – ответил Шаопин.

– Ты скажи, пожалуйста, брату, что если у него найдется время, пусть заглядывает ко мне… – Жунье не смотрела ему в глаза. Низко опустив голову, она пинала ногой камушек.

Шаопин не мог взять в толк, зачем ей вдруг понадобился его брат. Жунье ничего не сказала прямо, а ему было неловко спросить.

– Ну, не знаю, – процедил он, – дома полный раздрай, вряд ли он вырвется…

– Неважно. Просто скажи ему приезжать, обязательно передай это, слышишь! Как только он окажется в городе, пусть сразу идет ко мне! – решительно сказала Жунье.

Шаопин понял, что ему просто так не отделаться, и пообещал непременно передать брату ее слова.

– Вот и славно, – она бросила на него благодарный взгляд.

Небо потихоньку начало темнеть. В городе тут и там зажигали огни. Ветер мягко скользил по щекам, донося едва ощутимый запах земли и свежей, едва проклюнувшейся травы. Весенняя ночь была чудо как хороша.

Жунье проводила его до ворот школы и остановилась.

– Ступай скорее… – сказала она и юрким движением сунула ему что-то в карман, развернулась и зашагала прочь. Сделав пару шагов, девушка обернулась и прокричала: – Купи по карточкам муки и риса!

Шаопин не успел сообразить, что к чему, как она уже скрылась за поворотом. Он остался стоять в темноте. Его рука скользнула в карман и сильно сжала маленький бумажный конвертик. В носу защипало, глаза заволокла пелена.

В пятницу Шаопин отпросился на полдня и пошел на пункт продснабжения с теми карточками, что дала ему Жунье. Он купил десять кило белой муки и пятнадцать кукурузной. Всего у него оказалось продталонов на двадцать пять кило, что по тем временам было совсем не скромным запасом.

Еще в конверте лежали тридцать юаней деньгами. После покупки муки у Шаопина оставалась десятка – на нее он планировал купить для бабушки обезболивающее и глазные капли, а свои немалые приобретения потратить на новые талоны в школьной столовой.